У пожарного, который появляется в установочном кадре, сначала возникает предчувствие, связанное с его женой и ребенком. Затем срабатывает сигнализация, и пожарные машины спешат к горящему дому. Они представляют собой процессию: одна пожарная машина на конной тяге за другой. Положение камеры не меняется. В результате действие кажется монотонным и скучным, хотя могло бы стать захватывающим, если бы были включены крупные планы, возможно пожарных на грузовиках, или кадры горящего дома и матери с ребенком, оказавшихся в ловушке, возможно с движением камеры, чтобы следить за действием.

Спасение матери и ребенка показано последовательно с двух точек – изнутри горящего дома, а затем снаружи. Идея о том, что эти два приема можно смешивать, чередуя один с другим для увеличения напряжения, еще не была в ходу. Но в фильме присутствуют эксперименты с монтажом, например «нарезка» от сигнала тревоги до реагирования пожарного. Под «нарезкой» подразумевается реальная техника работы с целлулоидной пленкой: нужно было физически отрезать часть пленки, а затем вставить другую часть на ее место, чтобы поменять кадр в рулоне пленки для демонстрации фильма. Этот новый уровень сложности будет углублен в следующем проекте Портера.

Фильм «Большое ограбление поезда» (1903) стал первым популярным вестерном – так называют фильмы, действие которых происходит на американском Диком Западе, часто с участием героев-ковбоев. Это было время, когда путешествие на поезде было самым современным и захватывающим видом транспорта, неизменно привлекающим внимание публики. В фильме показано, как поезд останавливается, грабители садятся в него, пользуются динамитом, чтобы вскрыть ящик с ценностями, сражаются с машинистом, вынуждают пассажиров выйти из вагонов и сбегают на отцепленном локомотиве. В этом фильме Портер показывает одновременные действия, переключаясь между ними: ограбление поезда, телеграфист, оправляющийся от нокаута, и поиск союзников, которые будут преследовать с ним грабителей. Почти все кадры статичны. Камера находится в неподвижном положении, фиксируя происходящее перед ней. Портер перемещает камеру трижды, панорамируя, чтобы следить за действием (например, когда преступники спрыгивают с поезда и бегут в лес). Он находит способ сделать историю более захватывающей, более интересной для просмотра. Последний кадр из фильма стал знаменитым, хотя он не имеет прямого отношения к сюжету. На единственном крупном плане один из преступников смотрит прямо на зрителей (разрушая «четвертую стену»), направляет пистолет прямо на них (точнее, на нас, поскольку мы все вместе смотрим на это) и стреляет. В то время это было весьма шокирующе.

Признание соприсутствия зрителей при просмотре фильма, театральной постановки или при восхищении произведением искусства противоречит тому, что Аристотель в Древних Афинах назвал «добровольной приостановкой неверия». Суждение заключалось в том, что зрители смогут развлечься театральным представлением, отключив свое неверие – факт логического знания, что они находятся в театре и наблюдают, как актеры притворяются персонажами выдуманной истории, – чтобы позволить себе отвлеченное удовольствие от погружения в сюжет. Если мы приходим на спектакль и продолжаем думать про себя: «Это все выдумка, это актер притворяется, а кровь на самом деле кетчуп», то это убивает удовольствие от этого опыта и исключает для нас возможность быть взволнованными или эмоционально вовлеченными в то, что мы видим. Так было в четвертом веке до нашей эры и остается таковым сегодня. Термин «разрушить четвертую стену» относится к арочным театрам с авансценой, в которых зрители сидят перед актерами и делают вид, что наблюдают за реальными действиями, в то время как актеры окружены с трех сторон занавесом и кулисами. Четвертая стена – воображаемая, как стеклянное окно, через которое зрители следят за действием спектакля, или экран, на который зрители смотрят, наблюдая, как по нему движутся изображения, рассказывающие историю. «Разрушить четвертую стену» – означает заставить актера повернуться к зрителям, смотреть прямо на них, разрушая их представление о простом наблюдении, создать ощущение реального, напоминая нам, что мы, зрители, тоже находимся там и то, что мы видим, – это не притворство. На протяжении всей истории это часто намеренно делалось в сценических постановках, но «