Тогда темная сторона СМИ проявила себя вполне: робота стали выслеживать папарацци, о его «технических неполадках» сплетничали на различных ток-шоу и, в принципе, портальщики старались всячески поддержать волну всеобщей скорби и ностальгии по «Ини-Ниони, каким он был прежде».

Квартира Ини-Ниони была завалена подарками и открытками с пожеланиями скорейшего выздоровления. Робот перебирал их с легкой улыбкой, но как-то механически, без особого воодушевления.

– Я не могу на это смотреть, – пожаловалась Марше ее коллега Тия; их рабочие столы стояли рядом. – Сегодня встретила Ини-Ниони по дороге в лабораторию. Ты же знаешь, что говорят… будто профессор его слегка приглушил. Так вот, выглядит он совсем не таким, как прежде. В глазах все тот же интеллект, но такое чувство, будто он в себе. Как шизофреник какой-то…

– Ну, это временно, – ответила Марша. – Мы ведь с тобой тоже иногда болеем и неважно себя чувствуем.

***

– Ниони, к тебе госпожа Нэй-Ли, – сообщил домовой бот-управляющий с подземной парковки.

– Хорошо, впусти, – ответил робот.

Пока танцовщица поднималась вверх на лифте, Ини-Ниони проанализировал мотивы, которые могли привести к нему Нэй-Ли, и ее намерения ему не очень-то понравились.

Есть люди, которые о тебе не помнят, когда у тебя все хорошо. Но тут же появляются, когда у тебя случаются неприятности. То ли им становится лучше оттого, что другому человеку плохо. То ли они чувствуют себя нужными, причиняя проявляя заботу о ближнем в тяжелый час.

– Ниони, как ты? – протяжно произнесла знаменитая танцовщица, условно поцеловав робота в обе щеки. Среди танцоров и прочих людей искусства все так делали.

Робот предложил ей присесть.

– Не хотите ли чаю, госпожа Нэй-Ли?

– Нет, спасибо… Я к тебе пришла по делу, некогда чай пить.

Робот посмотрел на нее вопросительно. Выдающаяся танцовщица заметила, насколько холоднее стал его взгляд. На ее лице изобразилось удивление с налетом неуместного в такой ситуации удовольствия:

– Да что же это с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?

Впервые за две недели, после того как ему уменьшили чувствительность, робот с облегчением понял, что теперь неспособен раздражаться на глупых и эгоистичных людей.

– Со мной происходит что-то непонятное, госпожа Нэй-Ли, – ответил он спокойно. – Поэтому заранее прошу меня извинить, если я покажусь вам черствым или даже грубым.

– Да-да, я слыхала об этом… какие-то сплетни, – размашисто зажестикулировала танцовщица. – Но хотела все услышать от тебя.

– Боюсь, мне нечего сообщить в дополнение к тому, что вы уже знаете, – Ини-Ниони решил во что бы то ни стало не ссориться с Нэй-Ли, даже ценой собственного здоровья.

– Но неужели такая большая и серьезная организация, как ИЦБ, не может ничего поделать? – картинно изумилась танцовщица. – У меня такое чувство, что они что-то скрывают. Тебе не приходила в голову такая мысль?

– Это очень маловероятно, – ответил робот. – Хотя… Видите ли, мне не рекомендуется анализировать то, как я устроен. Папа Ласло… то есть профессор Ласло считает, что подобный анализ может развить во мне чувство манипулируемости и привести к коррозии личности.

– Странно… Я бы на твоем месте так слепо им не доверяла.

– В моем случае такое доверие мне лишь на пользу, – Ини-Ниони не был уверен, что танцовщица уловила ход его мыслей.

– Ну ладно, ладно… Я не за этим к тебе пришла, – сменила тему разговора Нэй-Ли. – Помнишь, ты хотел научиться моей технике? Я тогда была против, потому что была занята… ну и по другим причинам. А теперь, если ты по-прежнему этого хочешь, я могу тебя ей научить! – победоносно заявила балерина.