– Как два часа?

Действительно, часы показывали половину четвертого. Пришлось мне, чтобы не снисходить до банальностей, скрыться, как Золушке, оставив на прощание вместо башмачка интригующее:

«Ах, сударь, как мне было с Вами хорошо!..»

Витька явился без пятнадцати шесть.

На момент его прихода мы с Дороховой тупо сидели на краю ванны, опустив руки в раковину под струйку теплой воды.

– Ты как? – спросила я ее.

– Как никогда, – отозвалась она.

И тут пришел Витька. Я впустила его, оставив без внимания подавшийся мне навстречу счастливый оскал. Витька робко бросил мне в спину:

– Солнышко встало?

В общении со мной мой предусмотрительный ухажер соблюдал предельную осторожность. Поэтому свои претензии по поводу нашей медлительности он решил выплеснуть на Оксанку.

Я слышала, как, приоткрыв дверь ванной, он спросил у нее:

– Вы почему еще не собраны?

В ответ ему раздалось:

– Уйди, старуха, я в печали…

Бедный Витька не знал, как ему нас раскачать. Он суетился, то и дело постукивая себя по циферблату часов, совал Оксанкину голову под холодную воду, щелкал пальцами у меня перед носом. Все бесполезно. Мы с Дороховой ходили друг за другом, как зомби, и никак не могли понять, чего от нас хочет этот усатый упырь.

В конце концов Витька не выдержал. Взял Оксанкин чемодан и пошел к машине. Крикнув нам напоследок, что начало регистрации через сорок минут.

Только после этого мы кое-как привели себя в чувство, оделись. И Оксанка даже произнесла первую за этот день шутку:

– Ира, смени мешки под глазами: они переполнены.

Спустившись во двор, мы заметили невдалеке Витькин «москвичок». А самого Витьку было видно только до половины, потому что голова и плечи его исчезли под крышкой капота.

– Только не говори мне, что у тебя машина сломалась! – подойдя, накинулась я на него.

– Да что-то искры нет, – стал оправдываться несчастный Витек. – Ты не нервничай, я сейчас все исправлю. В крайнем случае с толкача заведемся. Садитесь в машину, я вам там энергетических напитков купил.

Ободренные его словами, мы с Оксанкой забились в салон. Здесь, на заднем сиденье, лежали две пол-литровые банки «Берна», известного как панацея от сомнамбулистического состояния. Мы с жадностью накинулись на напиток, как будто надеялись одним махом стряхнуть с себя и бессонную ночь, и почти допитую бутылку водки.

Витька тем временем не добившись от своего металлолома желаемого результата, стал тормозить въехавшую во двор «газель».

Мы наблюдали за ним из окна.

– Не-а, не убедит, – сделала ставку Оксанка.

– Сотку заплатит – убедит, – парировала я.

– Не убедил, – резюмировала моя подруга, заметив печально бредущего обратно Витька. – Все! Пролетела я с Лондоном, как фанера над Парижем. Где я машину в шесть утра поймаю? Тем более в вашей глуши.

Тогда я опустила стекло и закричала:

– Товарищ-водитель «газели»! Помогите нам, пожалуйста! Мы в аэропорт опаздываем. Вы же хомо сапиенс! Неужели бросите в беде ближнего своего?

– Девушка! Меня время во как поджимает! – откликнулся тот, медленно проезжая мимо нас.

– Ну, пожалуйста! Мы вам пятьсот рублей заплатим.

«Газель» остановилась, и водитель, недовольно покачивая головой, выпрыгнул из кабины. Они с Витькой быстро размотали веревку. Привязали концы каждый к своему транспортному средству. И мы тронулись, описывая по периметру двора торжественный круг почета.

Мотор все не схватывал. А «газель», фыркнув, вдруг заглохла сама.

Тут мы высыпали уже всей гурьбой. Мужики нервно чесались, переходя от одной машины к другой. Дорохова, вся зеленая от волнения, пыталась позвонить Веронике, но та была недоступна. Я, чувствуя себя кругом виноватой, орала на Витьку.