Неделя подходила к концу. Усталость этих дней давала себя знать, но его ждала встреча с недавним деловым партнером в ресторане “Гранд-Отель”. Павел Иванович ждал от него вестей несколько месяцев. Человек, с которым была назначена встреча, восхищал и пугал Кадашева одновременно. Их совместное дело, о котором они сговорились еще зимой 1911 года, сулило Павлу Ивановичу очередной доходный проект. И эта мысль грела, ой, как грела его душу. Весть о приезде столь долгожданного гостя поднимала настроение. И периодически Кадашев похлопывал себя по внутреннему карману жилетки, где лежало письмо, полученное на прошлой неделе. Письмо это обнадеживало, а потому стоило ему закрыть глаза, как возбужденное воображение рисовало приятные картинки: вот он, некогда сын крепостного крестьянина, Ваньки Кадаша, становится ни много ни мало совладельцем крупнейшей транспортной компании в России и владельцем золотодобывающей компании…

Сидя в коляске, Кадашев задумчиво смотрел в окно. Усталый мозг перебирал события уходящей недели: деньги, зернистая рожа подлеца-адвоката, толстый банщик с черными бровями, поддающий пар в парной…А потом всплыла родная гостиная, и лицо Кати, Катерины Муратовны…Да, обед, деловой разговор, а потом – домой, домой, в Майское, хоть пару дней побыть со всей семьей!

На его лице появилось что-то нежное, довольное, даже счастливое. И вот перед нами высокий крупный мужчина шестидесяти лет. Тучный живот и мощная шея не мешали ему быть довольно шустрым. Ничего не выражавший еще минуту назад взгляд серых глаз теперь потеплел и повеселел. Слегка посеребренная шевелюра, немного курчавая, придавала ему солидность. Черная шляпа покоилась на колене. Темно-коричневый костюм-тройка в еле заметную черную клетку сидел отменно, ну, если не считать большой живот, который здорово выпирал. Добавьте к этому властное лицо, крупный нос, глубоко посаженные глаза и тонкие губы, которые чаще всего самодовольно усмехались. Это был человек, сделавший себя сам. После долгих лет скитаний, лишений крестьянской доли, он поймал удачу за хвост и превратился в успешного промышленника Баку.

«Довольный индюк, в баню ходил, а я тут прей на жаре», – думал про себя извозчик, щуплый с клочковатой черной бородой Петрос. Он передернул плечами, погоняя хозяйскую лошадь. По его лицу струился пот, собираясь на лбу и стекая за пазуху белой хлопковой рубахи. Он нервно смахивал капли со лба запястьем, мастерски удерживая кнут.

Средних лет, с мелкими суетливыми и пронырливыми глазками удин11 Петрос, или Петька, как звал его Кадашев на русский манер, многим был обязан Павлу Ивановичу, но предпочитал об этом не вспоминать. Павел Иванович уже много раз грозился содрать с него шкуру или уволить и по миру пустить, но отходил и прощал. Не его жалел, а поначалу бабу его, а потом и ребятишек. Петрос был заносчив, вспыльчив и не слишком прилежен, при любом случае, только капля попадала в рот, грозил «пятым годом»12 и посылал проклятия на голову хозяина-буржуя. В выходные кучера лучше было не трогать: он пил много и неумело, гонял детей, или валялся, не помня себя. Хотя на утро новой недели всегда был готов, лошадь накормлена, начищена – грех жаловаться. Жена его, то ли армянка, то ли удинка, давно утопилась, а детей – малого Мехака, или Мишаню, да дочку Аруську – взяла под свое крыло жена Павла Ивановича, Катерина Муратовна. Они были сыты, при деле и здоровы. Почему он держал его? Да Бог его знает, – сам себе нередко отвечал Кадашев. Бросить, как собаку, не мог, детей было жалко, да и грех, как-никак. Вроде как дал работу, дал кров, так и ответственность какая-то за него теперь появилась.