Только паук Пафнутий честно признался, что понятия не имеет об артезианских скважинах и очень хотел бы знать, что это такое.

– Это ход в глубь земли, – объяснил червячок Игнатий, – где много воды. Она там так сжата со всех сторон, что только и мечтает вырваться на волю. Когда ей даёшь выход, она сама, без насоса, поднимается наверх и бьёт фонтанчиком. Или наполняет колодец. Или течёт через кран. Представляете, сама! И тогда нам здесь никакая сушь не страшна.

– А… Значит, это просто копание… – разочарованно протянула божья коровка Пятнашка. – Так я не играю… Я долго в земле рыться не смогу. Мне летать надо.

– Из меня тоже никудышный копальщик, – вздохнул паук Пафнутий. – Если туда надо будет верёвки спускать, я сплету сколько угодно. Это запросто.

– Ничего, мы будем вдвоём рыть эту самую зиянскую скважину! – жук Дормидонт говорил бодро, но какое-то сомнение появилось и в его голосе.

Правда, он поначалу старался помогать червячку Игнатию. Может быть, помогал бы ему и дальше, но у него было так мало свободного времени… Всё меньше и меньше, пока не осталось совсем.

Пришлось червячку Игнатию работать одному. На друзей он не обижался. Ведь это он роет норки, а у них совсем другие занятия. И план сопротивления засухе тоже он придумал. Значит, он за всё это и отвечает.

В своей норке он бывал всё реже и реже. Ведь чем глубже становилась его «артезианская норка», как назвала её божья коровка Пятнашка, тем дольше нужно было из неё выбираться. В конце концов червячок Игнатий решил, что лучше тратить силы и время на углубление, а не на выползание и заползание обратно.

Впрочем, друзья его не забывали. Время от времени они спускали ему на верёвке, сплетённой пауком Пафнутием, корзинку, которую смастерил жук Дормидонт. В ней были всякие угощения, собранные божьей коровкой Пятнашкой среди друзей червячка Игнатия, и всякие записочки: смешные, ласковые или ободряющие. Там были приветы от слизнячка Лямбы и от улитки Ульяны, от кузнечика Кузи и от его друга, иностранного кузнечика Смита, от муравья Мони и от гнома Ома, и от многих-многих других.

Один раз ему написал червячок Палладий, который жил очень далеко и появлялся в их краях довольно редко. Он писал, что обязательно попробует вырыть такую же скважину там, где он живёт, хотя толком не понял, как это делать, и поэтому дождётся возвращения червячка Игнатия, чтобы узнать технические подробности.

Технических подробностей червячку Игнатию хватало. Ему приходилось придумывать, как обходить встреченные камни и при этом не искривлять норку, ведь выход для воды должен быть достаточно прямым. Ему приходилось пробиваться сквозь плотную вязкую глину и слежавшийся колючий песок. Ему приходилось укреплять стенки своей артезианской норки, чтобы они не обваливались. И он всё меньше старался думать о том, как он будет возвращаться. Ведь по норке, которую он роет, помчится вода, а хватит ли у него сил вырыть новую такую же норку из глубины обратно, было совершенно непонятно. Всё-таки он здорово устал. Но червячок Игнатий вовсе не собирался из-за таких мелочей прекращать работу…

Однажды, когда червячок Игнатий с большим трудом пробуравливался через плохо поддающуюся глину, вдруг кто-то могучий и напористый выскочил ему навстречу, схватил червячка – и… И дальше он уже ничего не помнил!

Зато его друзья хорошо запомнили тот день и час, когда они собрались возле артезианской норки, чтобы начать очередной спуск корзинки с гостинцами и приветами для червячка Игнатия. Внезапно из норки послышался странный звук, похожий на свистящий шёпот. Он становился всё ближе, ближе – и наружу выскочила длинная тонкая блестящая змея!..