Я мог бы позволить себе выстроить здесь целый ряд персонала. Привести в этот дом поваров, уборщиц, прачек, секретарей, отчитывать их по мелочи каждое утро и каждый вечер, но всё же предпочитал относительную уединённость. В тишине думалось гораздо лучше. Своей немногословностью, граничащей с немотой, Гуля весьма и весьма подходила мне по темпераменту. Мой любимый друг Классик как-то сказал, что помощницу по дому нужно выбирать внимательнее, чем собственную жену, с этим я абсолютно согласен.

Я молча ел завтрак. С утра мне готовят овощные оладьи, реже – трёхминутное отварное яйцо с лососем, по вторникам – пшёнку с изюмом. Моя дочь не завтракает – она берёт капучино из кофейни по пути на работу. К слову, работаем мы в одном и том же здании на Тверской.

Торжественная речь воспроизводилась в голове: «Каждый из нас имеет особое мнение по любому вопросу, собственно, именно это и привело нас к ошеломительному успеху». Сюда прямо-таки просится шутка, например: «Каждый из нас имел особое мнение, но теперь все наконец-то поняли: главное мнение – моё» или «У каждого Абрама своя программа». Немного подумав, я решил оставить всё, как было.

– Гуль, мне должны были принести костюм для вечера.

Она испарилась и вернулась через несколько минут, в её руках была вешалка с шёлково-шерстяным пиджаком и брюками роскошного тёмно-синего оттенка. Костюм был именно тот, что я заказывал, а беспокойство из-за Бёрна нарастало: я привык быть в курсе того, где в любой момент находится каждый из нас.

Недолго думая, я набрал Бульда:

– Ты давно видел Диму?

– Несколько дней назад, а что?

Его ответ тоже не прибавил оптимизма. Бульд дружил с Дмитрием Бёрном больше тридцати лет и на данный момент стоял к нему ближе всех из партнёров.

– И не созванивались?

– Нет.

– Поссорились, что ли?

– Не сошлись по некоторым принципиальным вопросам, – уклончиво ответил Бульд.

Бесспорно, Бёрн был самым эксцентричным из всех нас – так исторически сложилось, а в последнее время творил вообще невесть что. Показателен случай на прошлой неделе.

У нас новая земля в Южно-Портовом и в Раменском, новый проект в Измайлове – всё гладенько, едем подписывать финальный договор на ярдовую сделку в Хамовниках. Серьёзная встреча – совет директоров во главе со мной собирается с нужными людьми из аппарата президента, в том числе с руководителем администрации Керченским. Для нас уже не существует другого закона, кроме нашего собственного, но для такого случая я настаиваю на официальном дресс-коде: «Парни, знаю, что мы это не любим, но костюм и галстук, будьте добры».

Даже Сашку взял с собой: дочь моя будет идти по моим стопам, будет продолжать моё дело, с той разницей, что ей не придётся совершать собственных ошибок. Жить с детьми, это как будто иметь настоящую мафию и поддержку во всём. Я всему научу, всё передам. Я подстрахую. Только будь рядом и смотри, чем мы занимаемся, смотри, как я веду бизнес, слушайся меня.

В строгих костюмах, до блеска начищенных туфлях, с тщательно приглаженными волосами широкоплечие румяные мои парни сияли, как положено сиять настоящим московским олигархам. Пальто из мягкой шерсти у Бульда, Михеич завернулся в дублёнку свободного покроя, Классик в куртке за миллион рублей, в общем, выглядели на редкость представительно. Решили подъехать вместе, двигаясь кортежем, но Бёрн… Бёрн заявил, что приедет отдельно.

Я увидел его ещё издалека. Он стоял, широко расставив ноги, в желтой мотоэкипировке – байкерская кожанка с ремнём, перчатки, чёрные джинсы, глянцевый шлем в руках – и щурился на полуденное солнце. Новенький чёрный спортбайк Ducati Panigali, на котором он приехал, занял центральное место, позади красовался «Гелендваген» его охраны.