Надо же собиралась написать всего несколько предложений, а исписала уже три страницы, даже немного устала от непривычки. На этом закончу сегодняшнее письмо, я ведь так и не нашла в себе силы отправить то первое…
– Ничего себе! – Аня откинулась на спинку сиденья. – Ты же помнишь мою маму? Она и с родными то людьми никогда особой разговорчивостью не отличалась, а тут уже второе письмо этой Екатерине…
– Ань, ты что, ревнуешь?
– Нет. Или да. Не знаю. Просто представь, сколько времени мама держала все эти переживания в себе, это же так тяжело. Все-таки, я ее единственная дочь, и сейчас, читая эти письма, все равно чувствую какую-то обиду внутри, что у нее за все это время так и не появилось желания поделиться со мной всем тем, что у нее накопилось на душе…
– Подожди, Ань, но ты же сама говорила, что у вас в семье не было принято делиться друг с другом своими чувствами и переживаниями…
– Да, но при этом она с такой легкостью вываливает все человеку, которого, как я понимаю, ни разу в своей жизни не видела, еще и испытывала к ней далеко не самые светлые чувства.
– Ань, вспомни, когда у тебя начались серьезные проблемы из-за твоего первого мужа, ты маме об этом рассказала?
– Ой, ну ты же помнишь, сколько всего там было, просто одно за другим, месяца три я даже спать нормально не могла, похудела тогда на пять килограммов, постоянно ходила и оглядывалась, так боялась. Конечно, о всем том ужасе я только тебе рассказывала! – Аня попыталась отогнать от себя нахлынувшие воспоминания о том ужасном периоде жизни, который оставил незаживающую до сих пор рану на ее сердце.
– Вот видишь, у тебя тогда тоже не появилось желания вести с мамой откровенные разговоры, хотя уж я то помню, как тебе в тот момент было плохо! – Лиза тоже очень хорошо помнила тот отрезок из Аниной жизни, когда практически каждую ночь вела с подругой задушевные разговоры, а точнее, она тогда, в основном, молчала, выслушивая все Анины рыдания, проживая весь тот ужас вместе с ней, каждый раз с трудом находя нужные для поддержки слова.
– Лиз, ну я тогда хотела маму уберечь, если бы я ей обо всем рассказала, представляешь, как она переживала бы, и это с ее то проблемами со здоровьем! Да и потом, я же понимала, что сама виновата, не разглядела, такие сумасшедшие чувства у меня к нему были, которые меня как будто на какое-то время ослепили, что я просто отказывалась многое замечать, все время находила для него нелепые оправдания… Это уже потом, когда вся правда наружу вылезла, в один момент прозрела, да поздно уже было…
– Ну, судя по двум прочитанным письмам, мама твоя тоже в какой-то мере свою вину чувствовала, так и не сумела объяснить самой себе, почему же не нашла в себе сил принять эту Екатерину, почему не хотела ничего о ней знать.
Аня взглянула на часы:
– Слушай, нам осталось ехать два часа, предлагаю попытаться немного поспать, а то по приезду ничего соображать не будем, я уж точно, всю ночь, считай, не спала.
Лиза с радостью согласилась с предложением подруги, и, укрывшись пальто, с удовольствием прикрыла глаза и уже минуты через три заснула. Аня тоже попыталась заснуть, но воспоминания, вызванные разговором с подругой, никак не хотели уходить из головы. Миша, ее первый муж, ее самая большая любовь и самое большое разочарование. А ведь как все красиво начиналось…
Познакомились они на первом курсе института, когда на одной из пар сели рядом друг с другом. Точнее, Миша сам к ней подсел. Не то, чтобы Аня сторонилась мужского пола, дружила то она со многими, но тогда на первом месте у нее была учеба, поэтому любые неловкие знаки внимания со стороны своих однокурсников со смехом отвергала. А от поклонников то отбоя не было, оно и понятно: душа компании, веселая, с задорным смехом, легкая на подьем. Учеба давалась легко, на всех самостоятельных работах успевала и свои задания быстро решить, еще и всем остальным помочь. А какой у нее голос был, словами не описать: когда всем потоком собирались у кого-нибудь дома отметить успешную сдачу экзаменов, вечер всегда заканчивался импровизированным концертом по «заявкам». Кто-то брал в руки гитару, и все начинали хором упрашивать Аню спеть. Она сначала, конечно же для приличия, отказывалась, но потом все-таки, все еще смущаясь, выходила в центр круга, быстро организованного уже успевшими захмелеть от вина студентами прямо на полу, обещая спеть всего одну песню. Далее общим голосованием выбиралась песня и Аня начинала петь: сначала немного неуверенно, скованно, но постепенно ее голос набирал все больше уверенности, и вот уже отбоя не было от желающих услышать свою любимую песню в Анином исполнении, а она и не могла отказать, приятно все-таки было.