Он уже встал и теперь прохаживался по комнате.

– Рекламщики это поняли и указывают нам путь. – Он подхватил со стола только что вышедший из печати иллюстрированный журнал и открыл на первой же странице. – «Гуталин Джексона», – прочитал он вслух, – рекламируется изящной кокеткой, демонстрировавшей свои лодыжки. Кто задержится хоть на миг, чтобы узнать про какой-то гуталин? Если только ни споткнётся о лодыжку какой-нибудь дерзкой кокетки!

Он перевернул страницу.

– Страдаете подагрой? Строгая леди готовится принять ванну и почти готова. Старый Джонни в поезде останавливается, чтобы взглянуть на неё. Читает объявление, поскольку она от него этого как бы хочет. Резиновые каблуки. Берегите кожу вашей обуви! Дама в вечернем платье – восхитительные плечики – машет ими у вас перед носом. Иначе вы никогда бы про них не подумали.

Он пролистал страницы. Кинул журнал ей.

– Взгляните сами, – сказал он. – Вечные перья… мозольные пластыри… призывы к милосердию… автомобили… мыло… рояли. На их представление завлекает толпы девушка в трико с блёстками.

– Пусть они вас увидят, – продолжал он. – Вы говорите, что хотите солдат. Отбросьте вуаль и призовите их. Ваша французская тёзка! Неужели вы думаете, что Орлеан бы пал, если бы она ограничивалась писанием волнующих воззваний? Она облачилась в подобающие доспехи и взобралась на коня, откуда все могли её увидеть. Рыцарство не умерло. Вы, современные барышни, стесняетесь себя… стесняетесь своего пола. Вы не даёте ему шанса. Оживите его. Будоражьте кровь юношей. За ней последуют их души.

Он снова сел и наклонился в её сторону.

– Я говорю не о бизнесе, – сказал он. – Мне в данном случае безразлично, что получится. Я хочу, чтобы выиграли вы. Рабочие ферм, содержащие свои семьи на двенадцать шиллингов и шесть пенсов в неделю. Белошвейки, работающие до полуночи за три фартинга20 в час. Смрадные берлоги, в которых живут люди. Деградированные женщины. Недокормленные дети. Это заслуживает осуждения. Скажите им, что пора с этим кончать. Что Вечная Женственность сошла с плаката и отдаёт приказ.

Франтоватый юноша приоткрыл дверь и просунул в комнату голову.

– Железнодорожная авария в Йоркшире, – объявил он.

Карлтон выпрямился.

– Серьёзная? – спросил он.

Франтоватый джентльмен пожал плечами.

– Трое убились, восемь ранено, пока, – ответил он.

Интерес Карлтона как будто упал.

– Тормознуть колонку прессы? – уточнил франтоватый джентльмен.

– Да, думаю, стоит, – согласился Карлтон. – Если только не появится что-нибудь получше.

Франтоватый юноша исчез. Джоан встала.

– Могу я обсудить это с подругой? – спросила она. – Сама я склонна дать согласие.

– И дадите, если вы серьёзны, – ответил он. – У вас есть сутки. Загляните завтра после полудня и поговорите с Финчем. Речь о «Воскресной почте»… о вкладке. Для неё мы используем обработанную бумагу и воздадим вам должное. Финч организует фотографию. – Карлтон протянул руку. – Увидимся, – сказал он.

До «Вечерней газеты» было рукой подать. Она застала Грейсона, когда тот уходил, и всё ему выложила. С ним была его сестра.

Сначала он не ответил. Прохаживался взад-вперёд. Наткнувшись на мусорное ведро, варварски его лягнул, отчего всё содержимое разлетелось по комнате.

– Да, он прав, – сказал он. – Христианство сделала популярным дева над алтарём. Её лицо всегда было женским жребием. Если она сделается воительницей, оно станет её оружием.

Он употребил почти те же выражения, что и Карлтон.

– Я так хочу, чтобы они прислушались ко мне! – воскликнула она. – В конечном итоге, это всё равно, что обрести очень громкий голос.