Поднявшись со своего места, я зашагал в противоположную сторону офиса – туда, где за толстой стеклянной стеной находился кабинет для переговоров. Я знал, что Вероника сейчас там и в этот самый момент должна обсуждать с советом директоров бюджет газеты на следующий месяц. Время для разговора было более чем неподходящим. Но сейчас мне было плевать – принимай она у себя хоть Дейнерис Таргариен. Я должен был поговорить с ней и выяснить все прямо сейчас. И я не собирался дожидаться окончания встречи.

– Простите, туда нельзя… – проговорила молодая ассистентка, сидевшая за отдельным столом прямо у дверей кабинета. Но в этот момент я почти не слышал ее голос. Мое сердце колотилось где-то в районе шеи, и этот звук заглушал собой все происходящее вокруг. – Простите… Куда вы?… Вы не можете так просто…

– Что это все значит? – почти прокричал я, открывая перед собой дверь и прямым шагом, входя в зал для переговоров. – Ты могла для начала хотя бы просто поговорить со мной, прежде чем отправлять меня на другой конец Европы?

Мы стояли с Вероникой в метре друг от друга, но даже так я почти не видел ее. Вокруг нас была темнота, и лишь только белый луч проектора падал на стену рядом со мной ровным пятном света.

– Что бы это ни было – сейчас не место и не время, – проговорила Вероника настолько спокойно, насколько только была способна.

– Это ты отправила мне то письмо?

– О чем ты говоришь?

– О мертвых мотыльках в конвертах для писем!!! Если ты что-то раскопала – ты могла просто сказать мне. А не разводить здесь этот Сайлент Хилл!

– Что? – Вероника поморщилась, и на какую-то долю секунды злость в ее взгляде сменилась растерянностью. – Я ничего тебе не посылала. Откуда у тебя это?

– Я думал, ты мне объяснишь…

Последние слова я сказал уже совсем тихо. Вероника не знала ничего. И понимание этого вдруг снова вернуло меня в реальность. Я обвел взглядом кабинет для переговоров: белый свет проектора бил мне прямо в лицо из противоположного конца комнаты. Я видел пылинки, кружащиеся в ровном облаке света. Разноцветные столбики каких-то диаграмм, что теперь транслировались прямо у меня на рубашке. А в нескольких метрах перед собой – силуэты шести или семь мужчин, которые в этот момент смотрели прямо на нас с Вероникой.

– Я думаю, это тебе придется объясняться после этой выходки… – сказала она, и, не дожидаясь продолжения, я развернулся и зашагал к выходу. Три шага до двери – самое время для того, чтобы почувствовать себя идиотом.

– Может нам стоит сделать перерыв? – сказал мужской голос где-то у меня за спиной.

– Да, отличная идея. Продолжим через 10 минут.

Я вышел в коридор, и несколько секунд спустя прямо у меня за спиной появилась Вероника.

– Ты же все еще помнишь, что я могу уволить любого в этом офисе, включая тебя? – проговорила она, стараясь сохранить в своем голосе жесткость. – Что это было там в кабинете?.. Ты вообще в курсе, кто все эти люди?..

– Как называлась та газета, которая писала о мотыльках?

– Не помню, – ответила Вероника, и вместо злости на ее лице промелькнула тень любопытства. – Надо посмотреть. У меня в кабинете где-то есть эти записи.

Все еще стараясь хоть как-то сохранить в своем взгляде остатки злости, она кивнула в сторону двери, ведущей на лестницу, и сама же первая сделала шаг в ее сторону. Мы прошли через одну дверь, потому через другую, поднялись наверх по бетонной лестнице и уже полминуты спустя оказались на одной из открытых лоджий, куда обычно все выходили курить.

– Ты же говорил, что это дело – пустышка? С чего вдруг сейчас такой интерес? И что ты там говорил о мертвых мотыльках в конвертах для писем?