Прикончит и ладно – беспечно решаю я.

Если нет, то у меня большие планы на утро. Как минимум, предложить Эвану перебраться в гостевую спальню. Диван огромный, как туша белого кита, но кровать все же будет удобнее. Там можно продолжить начатое накануне. Я сниму парик. И сниму с него шарф. И всю одежду вообще. Я признаюсь, что соврала, когда сказала, что не люблю поцелуи. И лгала не только об этом.

Я не Зои Рид.

Но я тоже ничего.

Дай мне шанс.

(К шансу должны прилагаться несколько незабываемых оргазмов. Два. Три. Лучше десять. Хотя, честно говоря, я вряд ли выдержу такой марафон).

А потом я разберусь, как врубить электричество, сварю кофе и найду нам что-то поесть. Я тоже далеко не лучший повар Америки, но в отличие от Зои могу справиться с приготовлением элементарных вещей. Ради Эвана я готова постараться. Готовить для кого-то – не то, что разогревать в микроволновке полуфабрикаты для себя любимой.

За завтраком мы поговорим. Я объясню, что вовсе не такая отбитая, как ему могло показаться. Социопатка, но не шлюха, вот что я имею в виду. Отбитая, но в другом смысле.

И добавлю, что, видимо, еще и очень наивная.

Я просыпаюсь в одиночестве.

В голове словно взорвался снаряд, начиненный стальными осколками, и каждый из них застрял в моих непутевых извилинах. Все это адски болит. В глазах песок. В горле образовался кошачий туалет. Но хуже всего, безусловно, то, что мой галантный, мать его, кавалер смылся по-английски.

Мне не приснилось – на мне по-прежнему только шуба, чулки, лифчик и сапоги. Я остервенело срываю парик и бросаю его на пол. Ищу свои трусы, но их нигде нет. Выходит, Эван не такой «правильный», раз прихватил на память этот отвратительный сувенир. В иных обстоятельствах это было бы пикантно, но из-за того, что он свалил, не попрощавшись, его поступок становится мерзким.

Все это – мерзко.

И я мерзкая.

Я отпихиваю плед, которым меня заботливо – да пошел ты! – накрыли, надеваю платье, и брожу туда-сюда по гостиной. Я грызу ногти и рассчитываю найти хоть что-то, какое-то объяснение или оправдание.

Записку на бумаге с вензелями. Номер телефона на салфетке. Использованный гандон в мусорке. Розочку, обмотанную ленточкой. Но мне остались только глубокие рытвины в снегу от колес его машины рядом с крыльцом.

Там я сталкиваюсь с Зои. Вид у нее не менее потрепанный. Она проходит мимо меня в дом и сразу идет на кухню. Только теперь я замечаю, что электричество снова работает и внутри тепло.

– Моя голова, – стонет Зои и, нагнувшись, хлещет воду прямо из-под крана, – больше никогда не буду столько пить.

– Я тоже, – заверяю я.

Это правда. Есть крошечный шанс, что в следующий раз, когда я встречу нормального мужика, я не испугаю его тлетворной аурой своего несуществующего алкоголизма.

Зои чувствует надлом в моем голосе.

– Как ты? – спрашивает она.

– Как кусок дерьма, – вздыхаю я.

– Но оно того стоило? – Зои вытаскивает из сумочки телефон, листает что-то на экране и протягивает мне. От увиденного меня едва не выворачивает в вазу с ароматическим соше на столе. На фото – я – целуюсь с тем деревенщиной. Мое лицо вполне разборчиво.

А я то была уверена, что парик убережет меня от подобных последствий!

Зои смеется. Ее чрезвычайно забавляет мой конфуз.

– Удали, – умоляю я.

– Нет, – она качает головой, – мне нужны доказательства, что это была не я, – она добавляет, чтобы меня добить, – а то заподозрят, что у меня отвратительный вкус на мужчин.

Я выгибаю бровь.

Серьезно?

Она и правда это отрицает? Она – любительница эмоциональный качелей с участием Брэда? Его пасти, из которой постоянно разит не чесноком, но никотином и виски? Его невразумительного «достоинства», с которым он и обращаться то не умеет?