Для пилотов штурмовиков этот металлический лёд был домом. Миджер иногда почти понимал, что они должны при этом чувствовать. Но сейчас его бросило в дрожь при этой мысли. Надо сказать матери, пусть включит свет, эта темнота его пугает.

С тоскливым, протяжным скрипом дверь открылась, пропуская Миджера внутрь. Прихожая встретила его тёплым запахом старой пыли, а ещё едва уловимым ароматом свежей выпечки – мать редко баловала сына подобными излишествами, мука была большой редкостью, промышленности было невыгодно производить такой непрактичный продукт, проще забросить на орбиту неприхотливый штамм дрожжевой культуры, способной производить биомассу, похожую после термообработки на обычный хлеб грубого помола.

Мать где-то всё же умудрялась раздобыть всё необходимое, какой смысл в жизни, если не можешь себе позволить даже такую малость. Миджер заглянул на кухню, где в электропечи уже подходили яично-жёлтые сдобные полусферы. На столе располагалась извлечённая на свет ручная мельница. Да уж, раритет неизвестного возраста и туманного происхождения. На ней у них в семье было принято изредка молоть кофейные зёрна. Хм, мы что-то празднуем?

– Мам, ты где?

– Тут.

В соседней комнате завозились, прошелестел клапан воздушной подушки, на пороге показалась мама. В руке она сжимала пластинку книги, отсюда не разобрать название, что-то, кажется, знакомое…

– Что читаешь?

– Остоженко. Помнишь, я читала тебе в детстве?

– А, сказки… давно в руки не брал. Интересно, как бы оно сейчас…

– Ты вообще мало читаешь в последнее время.

– Да брось, мне некогда, да и не до того. Вот сдам зачёты на курсах, тогда можно будет расслабиться…

Миджер пропустил матушку к столу, та, что-то бормотала себе под нос, но вслух ничего не сказала. В круге света показался плотный пахучий мешочек с кофе. Удивительный запах, Миджер очень любил его в детстве, за этим запахом, казалось, прятались невероятные тайны, ну разве обычное дерево может давать такие поразительные плоды, потрясающе.

Сейчас ему и по отношению к кофе было «не до того». Разве что маменькины пирожки заставляли при мысли о себе глотать горькую слюну.

– Помочь?

– Да что там, переодевайся, садись. Вон у тебя руки трясутся, ещё уронишь, чего доброго.

– А, ну да…

Миджер вышел к себе, быстро переоделся, покидав грязное бельё в приёмник. Странно, он не заметил, что весь покрыт вязким холодным потом.

Струи воды скользили вдоль его мыслей, потихоньку приводя в себя. Хорошо, хоть воды на Имайне предостаточно – ходили слухи, что на некоторых мирах с ней было туго, особенно когда начали прерываться дальние грузовые трассы. Ну, и в космосе – рециркуляторы были громоздки, биофильтры постоянно нуждались в замене, так что воду приходилось строжайше экономить, на станциях по рассказам ветеранов воняло так, что слёзы из глаз с непривычки. Источником воды служили контейнеры с твёрдым водородом – с кислородом было легче, чем с водой. Иногда даже использовали в рециркуляторах лёд редких в свободном пространстве комет. Куда там душ принимать – оботрись дезинфектантом и топай.

«Хорошо, что я здесь, дома, а не там».

Миджер вернулся как раз вовремя – мама выкладывала на стол горячую выпечку, на огоньке булькал кофейник. Впившись зубами в хрустящую корочку, он сделал маленький глоток пахучего напитка. Металлический привкус почти исчез, заворчало в животе, кровь бросилась к лицу. Хорошо. Теперь – хорошо.

– Мам, я забыл спросить, что празднуем?

– Как, ты забыл? Сегодня День Возвращения.

Миджер хмыкнул. А он-то думал… совсем из ума выжил, за Всеобщим календарём бывало сложно уследить. Для матери День Возвращения был ещё и не просто памятью об окончании Века Вне, в этот день, три террианских года назад, вернулся дядя Остин. И не вернулся отец. Зачем ей нужно – вот так, каждый раз, напоминать самой себе. Он не знал.