Юноша вскинул глаза, непроизвольно перехватив лопату словно зверовое копье. Из-за сада старика поднималось облако пыли, раздался топот копыт и лихой разбойничий посвист. На тропинку вылетел конь, вершник, казалось, еле держится на неоседланном жеребце, вцепившись в гриву.

– Хейо, Джо! Что случилось?

Джо даже не соизволил придержать пепла. Рискуя упасть и свернуть себе шею, он замахал руками и завопил:

– Очнулся!

Жеребец под ним шарахнулся, но парень подбодрил коня ударом босых пяток и понесся дальше. Макс и Кати ошеломленно переглянулись.

– Очнулся?.. – прошептала Кати. – Но это же…

Чертог возвышался на пригорке, господствуя над речной долиной. Даже далекий от военного дела человек с первого взгляда понял бы, что задумывалось здание как крепость. Обнесенное высокой каменной стеной, похожее на замок в миниатюре, – всего три уровня, с башенками, высокими узкими окнами, забранными цветными стеклами. В случае опасности главные двери запирались толстыми брусьями, мостки можно было поднять, потянув один рычаг.

В чертоге было тихо и спокойно. Жужжала приблудившаяся оса, тыкалась в цветные витражи. Монотонно тикала клепсидра, пахло благовониями, пылью и химикатами. Два тяжелых стола в пятнах и ожогах химических реактивов были заставлены лабораторными инструментами, колбами с разноцветными жидкостями. На небольшой печурке булькал металлический бочонок самогонного аппарата.

За письменным столом в дальнем углу первого этажа сидел невысокий пожилой мужчина и старательно скрипел пером, высунув от усердия язык. Белые одеяния указывали на ранг патэ, волосы, которые еще были на голове, пушистым легким облачком охватывали обширную загорелую лысину. Был он плотен, но не толст, с грубым лицом и маленькими умными глазками.

Патэ Киош поставил точку и с удовольствием перечитал доклад. Налоги идут исправно, в Таноре будут довольны…

Киош отложил перо, глотнул из серебряной чарки. Мариа Дораж-Вали, как всегда, на высоте. Горе, случившееся с ее сыном, никак не сказалось на вкусовых качествах этой великолепной смородиновой настойки.

Священник воровато покосился на дверь и налил себе еще один стаканчик. Отхлебнул, покатал во рту жидкий огонь…

Дверь грохнула в стену, словно открытая пинком великана, патэ поперхнулся и, откашливаясь, уставился сквозь навернувшиеся слезы на стоящего перед ним человека.

Это был служка, его мокрые волосы торчали дыбом, лоснящееся от пота лицо в грязевых узорах напомнило патэ боевую раскраску южных дикарей.

– В чем дело, Джонатам? – ледяным тоном поинтересовался патэ, ловко передвигая кувшин подальше. Неужели парень умер? Это было бы некстати, учитывая, какие щедрые дары принесла семья Дораж. Какая досада, он ведь начал поправляться, хотя до окончательного выздоровления было еще далеко…

– Господин Киош… там… он… – прохрипел служка, задыхаясь и тыча пальцем за спину, в открытую дверь. Патэ посмотрел, там не было ничего интересного, кроме роняющего пену коня.

– Там…

– Да говори же!

– Очнулся…

– Что?! – Патэ Киош вскочил, и Джонатам отшатнулся прочь, торопливо бормоча о том, что он пришел растопить печку, как обычно, и вдруг его окликнули.

– …оборачиваюсь, а он сидит на кровати и ногами болтает! Я испугался и сразу к вам…

Патэ Киош нетерпеливым жестом прервал его и упал в кресло – и в теплые объятия Живы.

Где? Там, далеко. Послать мысль через многие поприща, мысли нет преград, ни расстояние, ни бревенчатые стены не помеха. В новом доме действительно присутствовало чье-то сознание, свет жизни был неярок, но явственен. Казалось, бывший лэй заметил внимание пастыря, но этого, конечно, не могло быть. А он изменился, маленький Дораж, изменился больше, чем следовало бы. Что-то в нем сгорело безвозвратно. Жаль парня, у него был уникальный талант…