А вот что касается диалектики, то сам Бергсон прекрасно владел ее языком и при случае применял его[529]. По мнению философа, диалектика «есть только ослабленная интуиция»[530]; «диалектика необходима, чтобы подвергнуть интуицию испытанию, – а также для того, чтобы интуиция преломилась в понятиях и передалась другим людям; но очень часто она лишь развивает результат этой интуиции, которая выходит за ее пределы»[531]. Ценность диалектики в том, что она обеспечивает «внутреннее согласие нашей мысли с ней самой»[532].

Итак, качественные образы-понятия как результат абсолютного опыта дают нам только то, что есть в опыте, то есть они позитивны всецело[533]. Тем более, если речь идет об образах-посредниках для интуиции реальности: понятно, что интуиция не может выражаться образами, диссонирующими друг с другом. В этом смысле высказывание Делёза о том, что интуиция есть метод деления композитов на тенденции, оказывается неприменимым по отношению к качественным понятиям-образам: ибо они, конечно, есть тоже тенденции мышления, но тенденции, охватывающие все мышление целиком. Ведь они дают интуицию обо всей реальности, задавая направление нашему восприятию всего мира: дают тенденцию воспринимать мир длящимся, становящимся, изменяющимся.

Но вот что касается привычных понятий, используемых Бергсоном в новом виде, то здесь, конечно, Делёз прав: «…композит должен разделяться согласно количественным и качественным тенденциям, то есть, согласно способу, каким он комбинирует длительность и протяженность, как они определяются в качестве движений, направлений движений (отсюда длительность – сжатие и материя – ослабление)»[534]. Тенденциями здесь как раз и будут векторы (но все же векторы, а не определения): память – материя, восприятие – воспоминание и т. п.

Мы имеем, следовательно, иерархию образов-понятий, взятых в качестве тенденций: élan vital и la duree есть тенденции как единый, конкретный вектор миропонимания; прежние, но переосмысленные понятия есть противонаправленные векторы, обусловленные естественным разнообразием свойств реальности, – но эти векторы остаются охваченными единым миропониманием, окрашенными единой интуицией реальности.

Между прочим, указанное иерархическое разделение проясняет тот факт, почему, при всей очевидности бергсоновской оппозиции длительности пространству, она не вполне правомерна. Пространство оказывается переосмысленным понятием другого иерархического уровня, чем la duree. И. Блауберг пишет о том, что если в «Опыте о непосредственных данных сознания» Бергсон отверг Кантову концепцию времени, но сохранил априорность пространства, то в «Материи и памяти» идея пространства предстает «как апостериорная, вытекающая из самого человеческого опыта»[535]. Это иллюстрирует высказанный выше тезис об онтологическом неравенстве длительности и пространства и приоритете первой.

Согласно самому Бергсону, «…от предмета, схваченного в интуиции, во множестве случаев, можно без труда перейти к двум противоположным понятиям, и так как, благодаря этому, можно видеть, как из реальности выходят тезис и антитезис, то можно схватить разом и то, каким образом этот тезис и антитезис противополагаются, и как они согласуются»[536].

Тезис и антитезис «напрасно было бы пытаться примирить логическим путем, по той очень простой причине, что из понятий и точек зрения ничего не создается»[537]; но как раз если мы всмотримся в то, что создается, мы увидим, как в этом самосозидании реальности переплетены все возможные противоположности, вплоть до тех, которые казались нам взаимоисключающими. Вспомним совет Джеймса: «…встаньте на точку зрения внутреннего