По мнению философа, «свести вещи к идеям значит… разложить становление на его главные моменты, каждый из которых… свободен от закона времени и как бы установлен в вечности»[446]. Идеи Бергсон уподобляет снимкам с реальности, то есть застывшим моментам, точкам на линии, символизирующей движение и являющейся его пространственным следом. «…Приложение кинематографического метода интеллекта к анализу реального приводит к философии Идей»[447], – замечает Бергсон.
Оппозиция «интуиция/интеллект» предстает в приведенных высказываниях в виде антитезы «образ/понятие», в виде противопоставления формы, «содержащейся в восприятии», и формы как ментальной конструкции, что позволяет перейти к оппозиции «конкретное восприятие/абстрактное мышление»[448]. «Бергсон прав, когда он отвлекает нас от понятий и обращает к восприятию для того, чтобы нам удалось приобрести познание… движущейся жизни»[449], – уверяет Джеймс.
В отмеченной оппозиции наиболее полно раскрывается представление Бергсона об истине и достоверности, исходящей только из опыта[450]. Как уже приходилось говорить, образ у Бергсона есть квинтэссенция абсолютного опыта[451]. (Этот вывод проистекает из признания чистого восприятия абсолютно непосредственным и, следовательно, исходным[452]). Согласно Бергсону, не нужно объяснять, как появляется восприятие: оно дано изначально. Окидывая с высоты птичьего полета всю историю философии, Бергсон приходит к выводу, что раньше «метафизик априорно работал с понятиями, заранее помещенными в языке, как если бы, спустившись с неба, они открыли разуму сверхчувственную реальность»[453]. А теперь ситуация изменилась: никакого доопытного априорного знания нет, как нет и вообще никаких умственных конструкций априори. Союзником Бергсона здесь снова выступает Джеймс, постулирующий, что восприятие первично, а концепты выделяются из перцептов и потом вновь растворяются в них[454].
Вот почему образы дают нам истинное знание: они первичны – первичны не только гносеологически, но и онтологически. И, рождаясь вместе с познанием, в процессе симпатического проникновения в реальность, они не только транслируют становление жизни в ее самораскрытии (онтологический аспект истины), – ибо это становление и есть единственная реальность, по Бергсону. Образы также напрямую дают постигнуть становление смысла бытия, динамического смысла, возникающего при постепенном всматривании, вживании в реальность (гносеологический аспект истины).
Надо заметить, что динамический, становящийся смысл не предполагает ни означаемого, ни означающего[455]. Ведь последние невозможны без детерминации, а значит, без вербальной фиксации некоторого смысла; и хотя в данном случае не исключена известная вибрация смысла, но амплитуда ее не слишком широка. Да и кардинальные семантические метаморфозы тут не предполагаются[456]. Динамический же смысл невербализуем – ведь он первичен по отношению к любым концептам, будучи укоренен в чистом опыте восприятия. Следовательно, этот динамический смысл поднимается над любыми определениями.
Динамический смысл инспирирован интуитивным проникновением в сущность бытия и дан в образе (поскольку, как мы уже знаем, образ у Бергсона «есть первая кристаллизация интуитивного знания»