– Антон Максимович, это вы? – сразу же отозвался Алеша, узнав его по определителю номера.

– Где в первый раз, прямо сейчас, Том Сойер. Все ясно?

– Спасибо, – счастливым голосом отозвался Алеша, – уже бегу, мне все понятно.

– А мне вот пока нет. Так что держи меня в курсе.

– Есть!

Алеша на радостях решил добраться до «Октябрьской» по более короткой дороге через Большой Краснохолмский мост, но уже при въезде на Таганскую площадь плотно засел в пробке. Тогда он припарковал свой БМВ на Верхней Радищевской и нырнул в метро.

Настя ждала его, прижавшись к стене и настороженно оглядывая каждого прохожего. Несколько раз у нее отчаянно замирало сердце: «Алеша!», но это оказывался не он. Потом вдруг мелькнула ужасная мысль, что они с Алешей могут не узнать друг друга.

– Настя!

Забыв обо всем на свете, она взвизгнула и бросилась ему на шею.

– Алеша! Алешенька!

Они целовались, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. Алеша спиной заслонил плачущую Настю от всего мира.

– Как же я давно тебя не видел, Настя, счастье мое, любимая моя. Да ты плачь, не стесняйся, я тебя загораживаю. Иди вот сюда, – он распахнул курточку и, прижав к себе девушку, укутал ее с головой.

Всхлипывая у его плеча, Настя слышала стук сердца – то ли своего, то ли Алешиного. Внезапно она отстранилась и подняла на него заплаканные глаза.

– А ты других тоже называл так – своим счастьем и своими любимыми? Пока меня не было?

Он изумленно взглянул на нее и неожиданно расхохотался. Потом легонько провел рукой по влажной от слез девичьей щеке и, прижав губы к ее уху, жарко шепнул:

– Нет, как на духу. Это только раньше, когда мы еще не встретились…

– Что раньше – называл любимыми? Называл своим счастьем?

– Нет. Комплименты делал, целовал и всякое там разное. Ну, было, зачем скрывать. Но чтобы любимыми и счастьем – никогда и никого. Ты моя единственная.

– Я так хотела, чтобы ты мне это сказал, – уткнувшись ему в плечо, Настя снова заплакала.

– И что, для тебя так много значат мои слова? – Алеша взъерошил ее пушистые волосы и коснулся их губами.

– Очень! Очень много!

– Тогда я придумаю специально для тебя кучу всяких слов и запишу их на диск. Ты каждое утро будешь включать плеер и делать под них гимнастику. А теперь скажи, какие у тебя планы, потому что я соскучился.

Последние слова он прошептал ей в самое ухо, и она даже вздрогнула, от внезапно поднявшегося из глубины тела чувства.

– Я тоже. Знаешь, я так соскучилась, что… что убежала из дома.

– Во, дает! Как это убежала?

– Ножками – топ-топ. Нет, я маме позвонила, чтобы не беспокоилась, но сказала, что вернусь, когда захочу сама. Свободна, как ветер.

– Тогда прямо ко мне, – Алеша поцеловал ее в уголок еще влажного глаза, – а там разберемся. Только мне надо Антону Максимовичу позвонить, что с тобой все нормально – он просил.

– Дай мне трубку, я сама, – она взяла у него телефон, но перед тем, как набрать номер, спросила: – А сколько ты хочешь, чтобы мы побыли вместе?

– Вечность.

– Тогда до воскресенья вечером, – решила Настя, – или лучше позвоню с автомата, а то у папы везде свои люди, еще засекут твою трубку.

– Ты – великий конспиратор, – смеялся он, обнимая Настю, пока она набирала номер телефона клиники, – но ведь твои родители все равно должны узнать о нас с тобой.

– Только чуть попозже, ладно? – попросила она и торопливо затараторила: – Антоша, это ты? Можешь выйти из подполья, у меня все нормально, мы встретились, и если папа и мама еще у тебя, то скажи, что это я звоню. Только не давай им трубку, я не буду с ними сейчас говорить.

– Да, – ответил Антон, глядя на Ингу и делая ей успокаивающий знак глазами, – да твои папа и мама у меня в кабинете. Что им передать?