– Да куда же ей, пьянчужке, ребенка! – Евдокия Николаевна даже руками всплеснула от возмущения. – Даже суд присудил Лешку отдать отцу, я сама свидетельницей приходила. Анька-то ведь не теперь пить начала, а еще когда Витьку в Афганистан отправили.
– Так он в Афганистане воевал, – начала было Ида Львовна, но осеклась, потому что к дому подходил Виктор Малеев с двумя большими коробками в руках. Он прошел мимо, безразлично кивнув соседкам, вошел в подъезд, но через минуту вновь появился, таща за шиворот бывшую жену.
– Еще раз появишься здесь, сука, убью!
Он говорил сквозь зубы, даже не повышая голоса, но у Иды Львовны почему-то возникло ощущение, что ее продирает мороз по коже. Анна шлепнулась мягким местом на асфальт, а Малеев повернулся и, не глядя ни на кого, пошел домой. Сразу успокоившись и что-то бормоча себе под нос, пьяная женщина с трудом поднялась на ноги и, неуверенно покачиваясь, поплелась прочь.
…Когда началась война в Афганистане, срок армейской службы Виктора Малеева подходил к концу. Перед отъездом в Кабул он приехал повидать родных и в последнюю ночь, проведенную под крышей родного дома, в нарушение всех инструкций сообщил молодой жене, куда едет. В тот момент ему хотелось придать их объятиям больше страстности, хотелось увидеть в глазах Анны восхищение и услышать извечное женское «я буду тебя ждать, возвращайся», однако реакция ее оказалась совершенно иной.
– Почему, – кричала она, раздирая себе ногтями шею, – почему тебя?! У тебя сын маленький, раз трех лет нет не имеют права посылать, у тебя служба через три месяца заканчивается.
– Да перестань ты, заткнись немедленно! Всегда мужики воевали, такое наше мужицкое дело! У меня дед воевал, дядька с войны не вернулся, так что с того – бабке с теткой себе грудки драть было что ли? Не ори! – он зажал Анне рот и держал, пока она не обмякла, и вопли ее не перешли в горестный тихий плач:
– Не могу я, Витенька, родной мой, я слабая. Я в военкомат завтра пойду, что у тебя ребенок маленький, а мне мать справку достанет, что я …
– Замолчи, дура! – Виктор стукнул кулаком по тумбочке, и та с грохотом свалилась на пол, увлекая вазу с цветами. – Замолчи, я сам попросился туда ехать! Я прошел спецподготовку, хочу мужиком себя почувствовать! – немного смягчившись, он добавил: – Через год вернусь – квартиру дать обещали, не до ста же лет нам с матерью в двушке куковать. А убьют, так тебе пенсия будет.
Молодая женщина коротко охнула и откинулась назад с широко открытыми глазами и искаженным ртом. Она ловила губами воздух и пыталась что-то произнести, но не могла. Виктор, не обращая больше внимания на вздохи и охи жены, навалился на нее, но она казалась совершенно потухшей, обмякшей и безвольной, так что последняя близость их в ту ночь не доставила ему абсолютно никакого удовольствия.
После отъезда Виктор долго не писал. Его мать Нина Ивановна держалась из последних сил, вокруг глаз ее легли черные круги, но она никогда не делилась с невесткой своей тревогой о сыне – Анна была из тех людей, кого тревога и одиночество полностью выбивают из колеи, любое неосторожное слово могло вызвать у нее истерику. Однажды подруги, желая развлечь ее, затащили на вечеринку и заставили выпить водки.
– Давай, давай, за Виктора твоего выпьем – чтоб удача ему сопутствовала, чтоб вернулся!
– Девочки, я водку вообще не люблю, если вино только.
– Ох, Анька, да полезней водки для здоровья ничего нет! Пей, Анька! За мужа!
Кто-то включил магнитофон, комнату наполнили звуки тяжелого рока. Анна откинула голову и, раскрасневшись, двигала плечами в такт музыке.