Нестор счел за лучшее вовсе не упоминать ни год, ни место, ни обстоятельства появления Владимира Святославича на свет. Молчание летописца всегда красноречиво. Его «Повесть» не столько летопись, сколько эпическое сказание о Древнерусском государстве, именно о государстве и именно под властью «Небесной дружины» Рюриковичей, которым Сам Господь вручил судьбу Руси. Нестор, человек не без таинственности в биографии, весьма близкий великокняжескому дому и с юности допущенный к его тайнам, владевший всей полнотой информации как на уровне текстов, так и на уровне преданий, – тщательно отбирал и компоновал факты, порой вольно обрабатывая их, смещая, как бы сталкивая для более красноречивой драматургии. Очень многое было им проигнорировано для окончательного своего текста, который лишь внешне соответствует жанру летописи, но на самом деле является первой официальной историей Руси, т. е. не бесстрастной констатацией событий, а их осмысленным прочтением. Его изложение истории величественно, художественно обобщено и завершено, концептуально идеализировано и, в конечном счете, иконично. Владимир Святославич в сочинении Нестора, как и все прочие герои «Повести временных лет», является как бы ниоткуда, чтобы сразу действовать. О прошлом, т. е. о происхождении, о детстве, можно только догадываться по как бы случайным намекам. Только из иных источников, летописей XVI века[11], которые, конечно, использовали источники нам ныне неизвестные, утраченные за давностью времени, нам известно то, что Нестор счел лишним для иконной истории Киевской Руси и Дома Рюриковичей. В Никоновской летописи читаем: «… и было рождение Владимира в Будутине, туда в гневе отослала Малку (т. е. Малушу) Ольга». То, что рождение равноапостольного крестителя Руси случилось не в Киеве, это само по себе вряд ли могло для Нестора быть смутительным. Для него куда более важным обстоятельством был гнев Ольги. И то, что гнев этот связан именно с самим фактом рождения Владимира Святославича. Ведь он, Владимир, окажется подлинным продолжателем дела своей великой бабки, тоже равноапостольной! Дело не только даже в том, что правительница Руси не обнаружила интуиции, но и, по-человечески, поступила весьма жестоко, как настоящий тиран-самодур, причем буквально перед поездкой в Константинополь и, следовательно, перед крещением. Год 955-й в летописи начинается так: «Отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду…». Путешествие княгини долгое, опасное и изматывающее, учитывая ее возраст, имело значение историческое и судьбоносное: оно окончательно определяло «провизантийский» и, следовательно, православный вектор развития Руси. Симптоматично, что Владимир Святославич появился на свет именно в это время.
Место рождения Владимира Святославича оспаривают ныне разные земли. Это и село Будник под Псковом, и село Будатин под Гомелем. Нет сомнения, что по фонетическому сходству можно найти на просторах Восточной Европы еще десятки возможных мест рождения Владимира Святого. Наиболее вероятно, по нашему мнению, все же село Будятино на Волыни, где впоследствии будет находиться обширная и богатая вотчина воеводы Добрыни Низинича, дяди Владимира Святославича.
Нестор не говорит о том, когда родился св. Владимир, зато замечает о его происхождении следующее: матерью будущего крестителя Руси была некая Малуша, дочь Малка Любечанина и сестра Добрыни. Эта Малуша Малковна была отнюдь не простой девушкой, а состояла какое-то время доверенным лицом и ключницей самой княгини Ольги, иначе говоря, управляющей делами дома и всего хозяйства правительницы Руси. Нет сомнения, что осведомленность ее в самом широком спектре дел, от чисто бытовых и семейных до сфер высокой политики, была исчерпывающей. Ей было ведомо и реальное богатство великокняжеского дома, и подлинная мотивация действий своей хозяйки в политике. Конечно, велико было и политическое влияние Малуши, и уж тем более оно было велико в сфере хозяйственной: подбор слуг, их продвижения и наказания находились в ее непосредственном ведении. Хотя Святослав Игоревич и являлся великим князем и главой Руси, однако реальная власть концентрировалась в руках правительницы Ольги. Данное обстоятельство превращало ключницу Малушу в одну из ключевых фигур в системе политической власти в Киеве: с уверенностью можно сказать, что ее расположения и заступничества искали многие знатные люди на пространстве от Ладоги до Переяславля. Мы не знаем, был ли Добрыня старше или младше Малуши, но, конечно, его вхождение во власть, в избранное число «бояр мудрствующих», состоялось не без участия великокняжеской ключницы. Вряд ли только Добрыня мог считать Малушу своей благодетельницей. Впрочем, очевидно, что многие же считали ее и виновницей своего падения. Да, власть ее была велика и, соответственно, столь же велики возможности. Но такая должность сопряжена с утратой личной свободы. Ничего несовместимого здесь нет. Подобных примеров мы найдем во множестве в древней и средневековой истории что Востока, что Запада. Когда и как Малуша оказалась в такой роли в доме правительницы Руси, произошло ли это добровольно или путем насилия – мы уже никогда не узнаем. Логично предположить, что причиной явились законы долгового рабства, т. е. в доме княгини Ольга Малуша оказалась за долги своего отца перед великокняжеским домом.