Но именно эта злодейская в отношении Руси политика дала возможность начать самостоятельную деятельность Владимиру Святославичу, который продолжит созидательное дело своей бабки, премудрой княгини Ольги. Более того, затеянное в 970 году расчленение Руси, скорее всего, просто спасло юного Владимира Святославича от гибели. Возможно, в вечно мятежный Новгород князь Святослав вовсе не намерен был направлять никого из сыновей. Надо полагать, не из жалости к их судьбе (такое чувство как жалость столь жестокосердному человеку как Святослав вряд ли было вообще знакомо), а по той причине, что в своем вечевом строе новгородцы были вполне самодостаточны. Однако, в последний момент и представители Новгорода так же просили Святослава, видя, как по всем землям рассаживаются его сыновья, князя и для себя. Обычно указывается, что Владимира новгородцы просили, наущаемые Добрыней. Участие Добрыни в судьбе своего родного племянника отрицать невозможно. Исторический Добрыня куда интереснее и сложнее своего былинного, сильно идеализированного образа. На 970-й год он находился в числе «мудрствующих бояр» и состоял посадником далекого Новгорода, т. е. хотя и входил в элиту Древнерусского государства, однако же не состоял среди узкого круга близких к Святославу людей.

Надо заметить, что новгородский посадник – отнюдь не самовластный наместник; должность его требовала особого политического искусства соблюдения интересов великокняжеской власти в Киеве и интересов новгородцев. Интересы эти были очень часто взаимоисключающими, и посаднику стоило больших усилий находить взаимоприемлемые компромиссы. Понятно, что в условиях фактического «отъезда» Святослава и расчленения Древнерусского государства Добрыня был более всего озабочен соблюдением новгородских интересов, от чего зависела и его будущность. Вряд ли он мог «навязать» свободолюбивому Новгороду князя в лице своего племянника, статус которого в клане Рюриковичей на то время был ничтожно мал. Новгороду был, очевидно, нужен князь. Во-первых, как привычный символ государственности. Во-вторых, как фигура, связывающая словен ильменских со всей остальной к югу расстилающейся Русью; новгородцы любили при всяком случае кичиться своей «особливостью», но, вместе с тем, интересы их лежали уже в пространствах огромной Руси. В конце концов, даже торговать с Византией приходилось, проходя сквозь племена, плотно обступавшие «путь из варяг в греки». Текст летописи: «В то время пришли новгородцы, прося себе князя…» (т. е. пришли, когда в остальных уделах князья были поставлены), – позволяет полагать, что новгородцы относительно князя колебались и пришли самыми последними. Добрыня в такой ситуации мог, исходя из обстоятельств, корректировать ход событий. Для него вокняжение в Новгороде Владимира было благом – князем оказывался самый близкий ему по крови человек. Святослав же, скорее всего, «дал» новгородцам Владимира, не без тайного злорадства унизить гордый Новгород, так как в клане Рюриковичей Владимир занимал последнее место как «робичич», т. е. «сын рабыни». Новгородцы же были довольны именно таким князем, поскольку статус его не позволял бы ему возгордиться и претендовать на выход из вечевой новгородской воли. Итак, в 970 году Владимир отправился с дядей и с новгородскими послами на север, в Новгород; отец же его, Святослав Игоревич, тогда же отправится с дружиной на юг, откуда ему уже не суждено было вернуться.

Сколько же было лет на тот момент Владимиру? Очевидно, что он был старше, чем его отец на момент гибели Игоря Рюриковича. В «Повести временных лет» дважды упоминается, что Святослав был ребенком, и это подчеркивается также тем, что брошенное им во время сражения с древлянами копье (поскольку именно князь, каковым по смерти Игоря, становился Святослав, должен был начинать битву) «пролетело между ушей коня и упало коню под ноги». Ничего подобного о Владимире не говорится и, следовательно, был он не ребенком, а юношей, т. е. было ему не десять лет (обычно именно так определяется возраст Святослава на 945-й год), а что-то около пятнадцати лет. Такое заключение относит нас к 955 году, как примерному году рождения Владимира Святославича. Отметим здесь же два существенных обстоятельства. Первое: невидное место в великокняжеской семье Владимира объясняется не тем, что он был самым младшим по возрасту из Святославичей (а он, по-видимому, был среди них как раз одним из самых старших), но именно тем, что юридический статус его оставался неопределенным. Второе: в выяснении происхождения Владимира и первых лет его жизни многое можно получить из биографии его дяди Добрыни.