Второй воин подскочил и замахнулся, но Алекс отпрыгнул в сторону и упал на бок. Солдат замахнулся мечом и обрушил лезвие прямо на него, благо парень откатился в сторону и встал на ноги. Мизшет ударил его латным плечом в грудь, и Алекс опять оказался на полу. Коржик вовремя подпрыгнул и схватился клыками прямо за кисть солдата. Мизшет выронил клинок и Алекс, успев встать, ударил снизу серпом прямо ему в челюсть. Воин упал, а парень взял его кривой меч. Дышалось тяжело, сердце выдавало дикий ритм, под который нужно только бежать и куда дальше.

На удивление, меч был легок, но Алекс перестраховался и взял лук с колчаном, полный стрел.

На улице творился хаос и погром, людей убивали, дома сжигали. Таверны «Спящая жаба» уже не было, – вместо нее были одни лишь сгоревшие угли, а сам трактирщик висел на дереве с петлей на шее.

Алекс почувствовал запах гари, обернулся и увидел, что их двор и сарай горят. Спасти дом уже было невозможно. Оставалось только спасаться самому.

Парень оценил ситуацию, заметил привязанного к дереву коня солдата, который залез к нему в дом и решился бежать как можно дальше, но тут же вспомнил про Марину. Алекс натянул тетиву и выскочил на улицу через горящий двор вместе с псом, побежал к лошади и, заметив одного из всадников, выстрелил из лука прямо тому в грудь. Солдат упал с лошади и стал вытаскивать стрелу, которая застряла в доспехе. Едва солдат понял, что произошло, как его голова слетела с плеч, после удара кривым мечом, которым овладел парень, уже скакавший в сторону дома девушки. Другие всадники, по счастливой случайности, просто не замечали его и продолжали уничтожать все вокруг.

Едва он подъехал к дому Марины, как заметил, что ее выволокли солдаты за волосы и тут же начали рвать на ней одежду. Девушка кричала, рыдала и сопротивлялась как могла: кусалась, брыкалась, бранила злодеев. Ее отец лежал недалеко от нее самой вместе с маленьким белокурым братцем: у обоих были рубцы на шеях. Мать Марины была еще дома и ей уже занимались другие мизшеты.

– Отпустите ее, – выкрикнул Алекс, целясь из лука в мизшет. Те перестали срывать на ней одежду и четверо человек уставилось на юного всадника. Среди них пошел гулкий смех. – Я сказал, отпустите ее!

Стрела сорвалась с тетивы и пробила плечо одного из южан. Раздался звон клинков и озлобленные мизшеты двинулись на парня.

– Эллем’ти з’айру! Эмменен хулиб алю!3

Алекс не понял, кто сказал эти неизвестные ему слова, но мизшеты остановились и обернулись в сторону дерева, откуда вышел неизвестный. Его взор устрашал, а сам он, посмеиваясь, хлопал в ладоши.

Незнакомый человек в черной одежде с серебряными узорами в виде змей и с черным тюрбаном на голове подошел к девушке, которая от всего его вида побледнела, дрожала и не могла произнести ни слова. Это был единственный человек, у которого из защитного доспеха был только нагрудник из чистого серебра.

– Стой! Оставь ее в покое! – закричал Алекс, прицелившись из лука прямо в этого человека, когда тот прикоснулся ее щеки.

Он думал, это командир Мизрахского войска. Но когда он посмотрел в его глаза, то понял, из-за чего Марина потеряла дар речи. То был вовсе не человек: глаза у него змеиные, оскал самого настоящего зверя, а души и вовсе не было. Алекс внезапно испугался, и пот потек по его лицу, не давая возможность толком прицелиться; руки его дрожали и даже самообладание начало покидать его.

– Эл ам’руле едавок’кофу, – проговорил змееглазый. – Передай… им.

В одно мгновение человек-змея улыбнулся ему злобной улыбкой и перерезал ятаганом горло Марине, продолжая все также улыбаться. Пальцы отпустили тетиву, и стрела полетела прямо в голову врагу, но тот словно предвидел это, уклонился в бок, и стрела пролетела в миллиметрах мимо и застряла в деревянной двери дома девушки.