Флеминг, решив согреться парой затяжек, достал пачку, тщательно завернутую от сырости в пакет. Из кармана у него выпала расческа и несколько квитанций со скачек, и Флеминг быстро их поднял – “Давние ставки”, бросил он, дав понять и голосом и жестом, что лошади эти не оправдали надежд, – а потом пытался вытащить сигарету, не замочив под дождем пачку.

Он молча протянул пачку Тому, но Том так же молча отказался.

– Все куришь тонкие сигары? – спросил Флеминг.

– Да.

– Без их вони и штаб не тот.

– Еще бы.

– Тонкие сигары Кеттла – о них шла слава! Преступники тебя называли “дед с сигарой”.

– Сейчас разве что чайкам выпадает счастье занюхнуть.

– Что скажешь о житье на пенсии? Уилсон говорит, вид у тебя довольный.

– Есть свои плюсы.

– Да, – кивнул Джек. – Понимаю.

– Тебе-то на пенсию еще не скоро, – сказал Том.

Они дошли до ворот замка, и Флеминг трижды затянулся. “Мэйджор” – сигарета небольшая, кончилась бы еще за пару затяжек, но Флеминг, не докурив и до половины, выпустил клуб дыма в дождливую мглу. При свете далекого фонаря показалось, будто у Флеминга вылетело изо рта огромное белоснежное облако и вмиг растаяло. Он стряхнул пепел, словно за облаком вдогонку. Шеф курит, как светская львица из фильма, подумалось Тому. Смачно. Как та грудастая тетка из комедии с братьями Маркс. “Утиный суп”. Том улыбнулся при воспоминании.

Тут Джек Флеминг, собравшись с духом – ну вот, пошло-поехало, подумал Том, – стал вдруг официально серьезным и вместе с тем дружелюбным, глянул на Тома и как будто сжался, словно в попытке втиснуться в узкие рамки. Том понял: шеф собирается закинуть удочку и молится, чтобы клюнуло. Он все это знал и не огорчался. Напротив, он это только приветствовал. Уж лучше это, чем несуществующий крюк в стене или в потолке, чем веревка, спрятанная в гильзе от снаряда, словно змея в мешке у факира.

Маргарет Дюмон! Он вспомнил, как звали актрису.

– Ты подумай, может… может, заедешь ко мне, Том? Сделай одолжение. Мы тут совсем запутались, но знаю, ты можешь помочь, точно можешь. Главный инспектор одобрил, выделил деньги, приезжай хоть в штатском, да хоть в грязных ботинках. Но без тебя, черт возьми, никак. И Уилсон с О’Кейси тоже без тебя пропадают – тычутся, как слепые котята.

Тому сделалось неловко, но отчего, он и сам не понял. Из-за себя самого? Из-за своих метаний, из-за сегодняшней попытки самоубийства, нелепой и провальной? Уйти из жизни не так-то просто, что правда, то правда. У него не вышло, и теперь отчего-то стыдно. Но видит Бог, он старался, чтобы на лице ничего не отразилось, даже улыбнулся, как прежний Том Кеттл (или так ему казалось), и кивнул, и бодро тряхнул головой в духе его старого друга Рамеша.

– Да, Том, ты меня очень выручишь, черт возьми!

Они переглянулись. Том представил, что творится сейчас в старой гостинице – представил курицу на тарелках (резня в курятнике!), и шумные разговоры, и шутки, по большей части скверные, но порой и удачные, и отчаяние жен, и какой веселый, милый и бестолковый получился вечер – непостижимые дела людские, тайна даже для самого Создателя! И вспомнил Джун – сколько раз она с ним ходила, принаряженная, в подобные места – старая гостиница словно ковчег, каждой твари по паре, и одиночки в полицейской форме тоже веселятся вовсю!

– Подумай, дружище, – сказал Флеминг. – Подумай. Если не получится, ничего страшного. Где найти меня, знаешь. Доброй ночи. – Он стиснул руку Тома. – Боже, Том Кеттл, как же я рад, что мы с тобой повидались, ей-богу!

И с этими словами он двинулся прочь. Растроганный Том прошептал: “И я, и я”, – но от волнения вышло так тихо, что шеф вряд ли услышал.