Толпа жаков делилась на очень много классов и частей, потому что все, даже те, кто учились при костёльных приходских школах, числились в академическом теле и пользовались его свободами. Те же, что проживали в бурсах и учились в академических коллегиях, не только этой связи со школьными жаками не избегали, но, видя в ней увеличение силы, сами её вызывали.

В многочисленных бурсах, основанных благотворителями, сосредотачивалась академическая молодёжь; эти бурсы, остающиеся под началом старшего сениора, одного из коллег университета, то есть профессоров, включали в себя очень богатую или очень бедную молодёжь в соответствии изначального их установления. Во многих из них студенты имели только надзор и помощь в учёбе и должны были клянчить в определённые часы в городе хлеб насущный. И, как всюду, бедных больше, нежели богатых, так и тут, в числе жаков большинство было жаков нищих, паупров, которым, как птицам, Господь Бог руками милосердных людей посылал ежедневное пропитание.

И не думайте, что для этого жак принимал покорную мину, нищенскую осанку, что становился робким и плачущим. Напротив, нищенствующая молодёжь этого времени была более шальная, чем богатая и строже контролируемая семьёй могущественных панов. Несмотря на то, что предписания требовали от студентов, выходящих на улицу, одежду клирика, однообразнную, однако мало кто на неё соглашался, и не многие носили; несмотря на то, что сурово запрещали припоясывать оружие, у всех оно, однако, более или менее, конечно, было, особенно у старших, а безоружные носили в ножнах крепкие палки, страшные для евреев не меньше белой стали.

Большая часть академической молодёжи была с усами, так как поздно начатое обучение растягивалось даже до тридцати и за тридцать лет. Сениоры в бурсах, ректоры в школах не могли удержать учеников в подобаемой строгости, приходилось смотреть на их поступки сквозь пальцы. Неудержимые подростки постоянно в свою защиту обращались к старым традициям и шалили тоже по-молодому. О! Потому что этому возрасту много нужно, чтобы израсходовать силы, какие ему дал Бог, и обязательно использовать их на добро или зло. И горе тому, кто не почувствовал в себе молодости.

Традиции средних веков указывали жаку в еврее неприятеля, врага.

Сперва евреев обвиняли в великом преступлении их праотцов, потом в мучении детей на Пасху и употреблении хрисстиянской крови, в отравлении воды и т. п. Издевались над ними также без милосердия, а жак, где бы не встретил еврея, не мог по крайней мере словом или рукой не задеть его. Был также старый закон, который позволял жакам собирать плату с евреев, ввозивших что-либо в город, въезжающих и выезжающих, проходящих даже в ворота. Плата называлась закрученным названием: Kozubalec. Несмотря на то, что кампсоры, что её собирали, имели на это определённые нормативные предписания, совершались многочисленые беззакония, потому что жаки сами, кроме этого и часто силой, выкрадывали ещё при случае в разных местах незаконный козубалец.

При виде толпы жаков, которая собиралась по данному знаку, вырастая из-под земли, еврей робел и выбирался тёмными закоулками, проклиная потихоньку и бросая за собой косые взгляды.

В XVI веке появился другой враг этой молодёжи – еретики. Духовенство смотрело сквозь пальцы на преследование протестантов, а молодёжь неоднократно позволяла себе ужасное беззаконие на домах, если не на самих иноверцах; она представляла в то время возмущение, мнение людей. Были вынуждены особыми законами ужесточить безопасность собственности и лиц иных конфессий – и это не много помогло.