– Но, господин капитан, я ведь человек вежливый. Вы же умываетесь. Заберу я фонарь, придется умываться вам в темноте.

– А тебе придется раздувать сырой трут. И мы все останемся без еды. Иди, бери фонарь. Только повесь его на место потом… а то кто-нибудь, спускаясь вниз по течению, на нас в темноте налетит…

Наконец, огонь в очаге запылал. Ивар, Йохан, Христиан, а тоже проснувшийся Хосе принялись чистить рыбу. Очищенную рыбу порубили на крупные куски, бросили в начинающий булькать котел.

Дымок очага и запах свежей ухи достиг ноздрей висящего на пяльцах тенга. Тот шевельнулся и забормотал что-то.

– Ага! Наш гость созрел и готов отвечать на вопросы, – заметил фон Гейделиц, – но, сперва мы поедим. Пленных тоже накормить надо.

– Дон Раймундо, – окликнул Родригес от румпеля, – думаю, пора отдавать якорь. Я уже четверть часа не могу пройти мимо вон той песчаной косы. Ветер ослаб, течение нас сносит ровно настолько, насколько нам удается идти вверх.

– Что же, дон Родригес, это ваша вахта, вы отдаете приказы.

Антонио, когда его назвали доном, приосанился, выпятил грудь и рявкнул:

– Хосе, Йохан, Ивар! Фок в левентик! Приготовиться к постановке на якорь!

Йохан и Ивар, не понимая в морском деле, помогали Хосе. Налегая на вымбовки, повернули рю вдоль продольной оси шебеки, обезветрив фок. Хосе вытащил саженей десять якорного каната и разложил змейкой по палубе. Забил стопор. Набросил два шлага на носовой кнехт. Отвязал найтов якоря, крикнул Антонио:

– Готов!

– Отдать якорь, – отозвался тот.

Хосе выбросил якорь-кошку за борт. Тот плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг. Якорный канат пополз по палубе. Выбрав «змейку», натянулся на кнехте. Судя по тому, как «Макрель» клюнула носом, якорь вцепился в дно.

– Пришли на канат! – доложил Хосе рулевому, наблюдая, как затянулись шлаги якорного каната.

Антонио смотрел на берег – не ползет ли якорь? «Макрель» стояла как вкопанная.

– Стопори! – наконец, разрешил шкипер.

Хосе стравил остатки каната, чтобы освободить кнехт и еще раз проверил стопор.

– На якоре! – выкрикнул он.

– Есть на якоре, – отозвался Антонио.

Фон Гейделиц кивнул сам себе. Хосе, как матрос, начинал ему нравиться.

Подоспела уха. Все, кроме раненых и Ивара, собрались вокруг котла, который установили прямо на палубе. Ивар отлил уху в две плошки, взял горку сухарей.

– С вашего разрешения, господин капитан, пойду, накормлю Фрица. Чтоб ему одиноко не было, вместе с ним поем.

Барон кивнул:

– Конечно. Ступай.

Йохан раздал ложки – и все приступили к еде.

Фон Гейделиц подул на горячую уху и обратился к боцману:

– Дон Родригес, вы от меня скрыли кое-что.

Антонию удивился, нахмурился и переспросил:

– Скрыл? Что именно?

– Вы мне не сказали, что Кустодио Лино отнес сундучок с письмами в префектуру.

– Так он и не носил, дон Раймундо. Это я сделал.

Фон Гейделиц недоуменно уставился на боцмана.

– Вы? Почему вы об этом мне не сказали?

– Вы не спрашивали.

Фон Гейделиц швырнул ложку на палубу и, наклонившись к боцману, яростно заревел:

– Проклятье! Если бы ты сказал мне об этом сразу, мы бы просто забрали письмо из префектуры! И слиняли из Марселя, не подвергая себя такому риску! Мне не пришлось бы отправлять людей к вдове Дюпон, в западню! А потом отбивать наших товарищей! Из-за твоего умолчания, Антонио, мы все чуть не погибли! Фриц ранен!

Антонию Родригес потупился, помолчал. Потом, подняв голову, посмотрел капитану в глаза:

– Вы же знаете, как нас, матросов, учат. Спросили – отвечай. Не спрашивают – помалкивай. Вы меня спросили, что делал Кустодио, перед тем, как идти к дому синьора Витолдо. Я вам все, без утайки рассказал. – Он посмотрел на реку, шмыгнул носом, потом продолжил. – Вы сами, дон Раймундо, просили меня пойти к домику вдовы. Просили узнать, не оставлял ли Кустодио у ней какие-то вещи. Если бы вы мне сразу сказали про письмо или сундучок, я бы понял, о чем речь. Но я не знал, что именно вы ищете. Поэтому я и пошел к домику вдовы Дюпон, вместе с Йоханом и Фрицем. Я тоже сунул голову в западню, если припомните. Потому что вы меня об этом попросили. Если бы не Йохан, меня схватили бы тоже.