Свободу всем! – кричала обезьяна, сидя не на пальме,

А на высоком пне, казалось ей свободы мало,

Та тень от пня, что пальмою был иногда.

Жила та обезьяна в окруженье джунглей,

Где были социумные вожаки и правила своей игры,

Мартышка грезила же о свободе,

И потому кричала матом: Свободу всем, свободу!

Сидя верхом на пне, которого считала пальмой,

Всё ползая ужом, считала себя вольной птицей,

Лишь потому, что сон приснился ей такой:

Она – хозяйка джунглей, а остальные подчинённые её,

Те самые, что были социумные командиры,

Во сне у обезьяны на посылках были.

Но утро глянуло в оконце, и обезьяна расцвела,

Проснувшись, думала, что то вся правда,

Про сон, про ту свободу, про себя,

И потому сидела гордо на пне, считая пальмою его,

И всё кричала иллюзорно: Свободу мне, свободу!

Но лишь до той поры она кричала, пока ей тот же командир,

Не оторвал её же чёлку, что трепетала на её безумной голове.

Хватило разом обезьяне такого чудного рывка,

Она, как будто, пробудилась, от чудных снов, не про себя,

И больше обезьяна не кричала, а молча созерцала мир,

Где были социумные командиры, которые могли не только челку

оторвать.