То, о чём Сапфо здесь говорит, она как бы вспоминает. Вспоминает, как это изображалось в мифах. А теперь она просит: «Приди ко мне!» – и вот это, собственно, и есть лирическое содержание стихотворения.

Сам образ любви у Сапфо – некая богоохваченность, одержимость могучей силой Эроса, которая мучает её. Эта сила как бы поселяется в слабом человеческом теле, являя собой что-то смертоносное, гибельное:

Словно ветер, с горы на дубы налетающий,
Эрос души потряс нам…49
(Пер. В. Вересаева)

Или другой пример:

Эрос вновь меня мучит истомчивый —
Горько-сладостный, необоримый змей.50
(Пер. В. Вересаева)

В буквальном переводе это звучит так: «Снова меня терзает расслабляющий члены Эрос, сладостно-горькое чудовище, от которого нет защиты».

Итак, «страстью я горю и безумствую!»… Но всё дело в том, что любовь здесь выступает как страсть, а страсть – как страдание. Слова страсть и страдание – одного корня, от греческого слова патос. Но отсюда происходит и слово, которое вы могли и не связывать с этим корнем, – это пафос («θ» по-русски всегда читалось как «ф»). А с другой стороны, такие слова, как патоанатомия, патология… Кстати, и русское слово страсть тоже имеет сходное смысловое значение – страдание. Отсюда «страстная неделя», «страсти Христовы» – это же не страсть, это – страдания Христа. Вот в таком широком значении страсть, как мы её понимаем, и страсть как страдание является главной темой стихов Сапфо.

Сохранилось ещё одно стихотворение Сапфо, которое очень важно для понимания античной концепции любви вообще:

Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Cлушает голос
И прелестный смех. У меня при этом
Перестало сразу бы сердце биться:
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слова.
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро лёгкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же —
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Cтановлюсь травы, и вот-вот как будто
C жизнью прощусь я.
Но терпи, терпи, чересчур далеко
Всё зашло…51
(Пер. В. Вересаева)

У Сапфо любовное чувство выступает именно как телесное, физическое. Страсть носит исключительно чувственный характер. Чтобы передать силу страсти, Сапфо всячески подчёркивает ощутимые её приметы: «немеет тотчас язык, под кожей быстро лёгкий жар пробегает…». Но, в то же время, речь идёт не о том, что можно увидеть извне, со стороны: «…У меня при этом // Перестало сразу бы сердце биться: // Лишь тебя увижу, уж я не в силах // Вымолвить слова», «… Смотрят, // Ничего не видя, глаза, в ушах же – // Звон непрерывный», «…дрожью // Члены все охвачены …» – всё это в основном чисто субъективные ощущения. И поэтому перед нами лирика, – так страсть только сам человек может переживать…

Но есть и другое – понимание любви как удовольствия, чувственного наслаждения. Выражением этой концепции является творчество греческого поэта Анакреонта (ок. 570–487 до н. э.). Стихи его почти не сохранились. Но мы можем судить о характере этой лирики, поскольку под влиянием Анакреонта сложилось даже целое направление в греческой поэзии, получившее название анакреонтика. Вообще, анакреонтическая лирика – термин, который будет затем широко применяться в литературе Нового времени.

Любовь для Анакреонта – это, прежде всего, наслаждение, он воспринимает любовь как удовольствие:

…Я любовников счастливых
Узнаю по их глазам:
В них сияет пламень томный —
Наслаждений знак нескромный.
(Пер. А. Пушкина)

Это уже несколько иное представление о любовном чувстве…

Люблю, и словно не люблю,