Вечером Александр сидел возле костра, укутанный в одеяло, глядя, как тётка стирает его вещи в большом котле, одолженном у солдат за деньги.

«И все эти танцы с бубном для показухи. Для убеждённости всех и вся: они заплатили древнему за операцию, как и положено. Глупо. Но кодекс есть кодекс».

Тётка натянула верёвку меж двух телег и сейчас развешивала постиранное.

К костру подсел Байл:

– Ну и задал же нам мороки твой кодекс. Опять жрать сушёное мясо, так ещё и котёл мыть.

– Ничего лучше я придумать не смог.

– Ты платишь…

Байл часто это повторял – дескать, мы, наёмники, сделаем всё, что сможем, если у тебя хватит денег. Денег всегда хватало – древние не бедствуют. Но Александра вечно подмывало спросить: «А что, если я попрошу без денег, Байл? На что ты готов?» Александр хотел задать этот вопрос и одновременно боялся. Не знал, какого ответа ждать, и будет ли их дружба прежней после? Ему не хотелось портить то, что уже есть.

«Лучшее – враг хорошего» – в очередной раз сказал он себе и ушёл спать.

Под утро тётка принесла чистые вещи. Он уже не спал и слышал шорохи за палаткой. Потянулся, прогоняя остатки сна, укутался в одеяло и вышел, съёжившись от утренней прохлады, и порадовался.

«Три недели в дороге, а у меня одежда чистая. Это очень положительный момент».

Штаны оказались сыроваты и кое-где с песком. Рубаха ещё ничего, а куртка в пятнах, еле как застиранных и не отмытых до конца. Александр разозлился и уверенным шагом направился к палаткам путников.

«Он тут оперирует в полевых условиях, а мать не удосужилась вещи как следует выстирать».

Две палатки на семь человек – вот они, в стороне от остальных, неуклюжие, кривые. Сейчас он разбудит тётку.

– Чего ради я корячилась всю ночь? Не нужно было соглашаться на это, – послышался раздражённый голос женщины, приглушённый палаточной тканью.

– Как не заплатить древнему? – возразил муж.

– Очень просто. Проезжал бы мимо со своей кавалькадой и не резал моего сына. И платить ничего не надо.

– Ты сама слышала, что он сказал. Мы могли потерять Иллая.

– А вдруг бы он не умер? Вдруг всё это враньё, и этот садист только напрасно раскромсал ему живот?

– Сынок сам говорил, что ему гораздо лучше, – не сдавался отец.

– Да, сейчас живот прошёл. У меня тоже живот иногда болит. Поболит-поболит, и пройдёт, не страшно!

– Сын ему верит. Говорит, та боль не была обычной…

– Морок древнего! – отрезала старуха.

Муж умолк.

Александр потух, как спичка, брошенная в бочку с водой.

«И с самого начала понятно, что идея со стиркой была дурацкой, если как следует подумать… Чего я, к своему стыду, не сделал…»

Он развернулся и пошёл прочь, понимая, что у глупой бабы своя правда. Ей не вобьёшь в голову все медицинские знания за один вечер. Нужно просто смириться и идти дальше. А одежда высохнет прямо на нём: не в первый и не в последний раз.

– Взвод, подъём! Умываемся, одеваемся, собираем палатки! – заорал часовой. Один за другим наёмники вылезали наружу.

Оставалось семь дней пути.

***

Бэн-Изирь ослеплял великолепием разноцветных куполов, подхватывал суетой и оглушал гомоном. Все вокруг куда-то спешили. Александр сдерживал желание поддаться этой суете. Первые пару часов всегда приходится привыкать заново к этому городу-базару. Сияние храмов, вонь подворотен, запах пряностей торговых лавок – воистину, город контрастов. Лет пятнадцать назад он выплеснулся за городские стены и, будто только стены сдерживали его яростный рост, за это время увеличился в три раза.

Единым составом они дошли до перекрёстка перед городскими воротами и остановились.

– Расквартируйтесь в «Весёлом скорпионе». Пару дней на отдых и обратно, – сказал он Байлу.