Отсюда и свой характер разговаривающих между собой людей. Их восприятие времени, их отношение к действительности. Сколько языковых красок! Какой темперамент! Какая насыщенность действием. На каждом слове знак правильного ударения для верного произношения согласно канонам того языка, который был воспроизведен автором.

Да, так они читались и воспринимались лучше. При этом совсем не теряли тех особенностей, о которых писал Тихонович. Уловил себя на том, что это даже не грамматика, а цельное произведение, состоящее из большого ряда миниатюр.

Удивительных миниатюр!

Скажу, что в своем цитировании первого абзаца грамматики Геннадий Кохановский допустил некоторую неточность. Видимо, сама бумага с ее желтизной времени смазывала некоторые буквы и не позволила ему уловить некоторый нюанс. Для меня это стало понятно и по самой электронной версии. Над ней пришлось немного поработать сотруднице «Полесской правды» Светлане Степанюк: убрать темный фон, прибавить четкости в строки. Компьютерная технология позволила восстановить все до мельчайших деталей. И в этом было мое нынешнее преимущество перед Кохановским. К тому же я – полешук. Еще многое из того, что записал Тихонович, живо и сейчас. Полешуки – это та историческая общность людей, населяющая практически весь юг нашей республики, которая не особенно тяготела к смене языковых понятий, сложившихся в ее среде в течении многих столетий.

И вот сейчас вопреки столетиям со мной рядом сидел Тихонович. Когда-то он ожидал этой первой публикации его грамматики.

– Он яки коминок хороши, мае быть его недавно зробили.

– О не, уже давно.

– А брычка якая ж хорошая! Мусить майстар добры быу, коли гэтак выробиу.

– Брычка як брычка, але колёса нищо не зусим приходяцца, быцца крохи замалые.

– Не, гэто тоби так здаецца.

– Эй, що ты кажеш. Неужеш таки я не ведаю, гэтыя колеса робиу Мікіта, то скуля вын ж ведае, якия колеса треба до гэтакой брички.

– Небыйсь, добре все зроблено.

– А скылечки я тоби виноват грошей? От и я уже забыуся, быццам десять золотых.

– Займать то вын не забыуся, а уже трети раз у мене пытаецца, дай не памятае. Хиба у иого память гэтака коротка.

– Ох и гиблецца мый ножичок. Мусить с поганои стали зроблены, бо як бы добрая сталь, то вын бы не гибауса, нават и дерева не хоче резати.

– Чы чуу ты гэтакую гуторку? О тож ты мяне спужау, ажни я й не спамятауся, на каторым я мисцы.

– А нащо ты украу мого ножа? Ах ты, злодей, ось я тоби дам.

– Ах як ж ты плюгавы, нащо ты так збештау мою сокирку? А щоб тебя помырок узяу!

– А почым ты заплатиу хунт мяса. От уже й забыуся, чи то десяць, чи то двананцать грошей.

– Так витер коло ушей ходить.

– А сыночка ты не оженитимешь? А дочок неотдаватимешь замуж? Нащо ж ты их маеш годовати? Отдавай, коли люди знаходяцца.

– А отчого гэтая лушпайка?

– Гэто мабыць с каштана.

– Да яка хороша, як помалювана.

– Чого ты шукаеш?

– А где наш котко?

– Оньде пыд лаукою седить, а ты й не бачышь.

– Чы гэто волова шкура, чы коровья?

– Мабыць волова, бо вельми тоустая.

– Нащо ты гэто важыш? Гэто ж ведомо, що по пять хунтов важышь кожному чоловику.

– От як зважу, то буду видати. Ой щоб його палярус кинуу, от ужэ поухунта и не доважыу, а у тебя як раз?

– От я не ведаю.

– Ой, Господь з вами, нащо вам турбоватиса.

– Чого ты до мене чепляесса? Чого ты од мэне хоч? Ну вгэ й с тебя чоловик, чорт видае, чого чэпляецца, здаецца я тоби крыуды ниякой не зробиу, от таки хочэш посварытиса. Одчеписа ты од мяне, шчезни ты, лихи, гэто мара, а не чоловик.