– Каких же? – интерес Хрусталева был неподдельным.

– Самая главная заключалась в том, что евреи поселились в Крыму задолго до евангельских событий, примерно в шестом веке до Рождества Христова. Но несмотря на это, крымские евреи не оказались культурно отрезанными от остального еврейского народа и ничем не отличались от евреев из других стран.

Хрусталев подхватил:

– Ну, конечно. Они также делились на раввинистов и караимов, как когда-то на фарисеев и саддукеев.

– Совершенно верно, – кивнул Иван Иванович. – И Авраам бен-Самуил Фиркович, который имел псевдоним Авен Решеф, вывел теорию, что крымские караимы не могут отвечать за распятие Христа, поскольку уже тогда жили в Крыму, а, стало быть, не должны подпадать под ограничения для евреев в царской России. Понятно, что я формулирую все очень упрощенно.

Профессор Шуйский спросил:

– А что ты думаешь о том, где Фиркович нашел этот кодекс?

Иван Иванович пожал плечами:

– Точно это никто не знает. Считается, что в Бахчисарае, в синагоге, но я все же склонен думать про Феодосию.

Хрусталев поправил очки:

– А можете пояснить ход своих мыслей?

Иван Иванович улыбнулся:

– Да тут и нечего пояснять. Такие древние документы вряд ли могли попасть в Крым, минуя Кафу. И мне кажется, они не избежали внимания Ходжи Бикеш бен Кёккёза, знакомого историкам как Хозя Кокос, потому что его собрание древних манускриптов было известно далеко за пределами Крыма. Кстати, именно для него тверской купец Афанасий Никитин написал свой отчет о командировке, известный нам как «Хождение за три моря».

–Да? – искренне удивился Хрусталев, – я не знал об этом.

Шуйский шутливо поднял палец:

– Есть многое на свете, друг мой Леша, что и не снилось нашим мудрецам.

Все рассмеялись. Разговор еще какое-то время крутился вокруг Крыма – видно было, что собеседникам доставляет удовольствие набрасывать друг другу какие-то малоизвестные факты. Наконец, они обменялись номерами телефонов и разошлись. И почему-то Иван Иванович был уверен, что Хрусталев обязательно позвонит, и их знакомство продолжится. Так и получилось.

Иван Иванович присел на перевернутую деревянную лодку и, подняв веточку, начал рисовать на песке замысловатые знаки. Это помогало ему выстраивать в уме продолжительные логические цепочки, продумывая варианты. И все они приводили к тому, что надо было ехать в Москву…

Янка любила это время – после обеда университет пустел, замолкал, и время словно замедлялось. И можно было просто поговорить на отвлеченные темы с кем-нибудь из своих новых друзей. Старый профессор, отец Хризостом, привычным жестом откинул с лица прядь длинных седых волос и насмешливо посмотрел на Янку. Они сидели в его маленьком кабинете, забитом книгами до самого потолка – здесь было настоящее царство знаний.

– Ну что, русская девочка, съездила в гости к русским князьям?

Янка улыбнулась в ответ:

– Там от русских князей уже ничего не осталось, одни воспоминания…

Прошедшие выходные у нее выдались насыщенные – она и не планировала никуда ехать, но все получилось спонтанно. Куратор Янки, отец Теодор, перехватил ее в коридоре университета после лекции по истории религии и спросил:

– Иоанна, ты как смотришь на то, чтобы съездить во Флоренцию? Две монахини из Успенского монастыря едут туда на конференцию, мне бы хотелось, чтобы ты их сопровождала. Тебе пригодится – опыта наберешься, с людьми познакомишься…

Конечно, она согласилась и уже через три часа сидела в купе поезда вместе с двумя милыми старушками – матерью Еленой и матерью Иунией. Они сразу же разговорились и быстро подружились. Мать Иуния была такой старой, что лично знала папу Пия Двенадцатого. Это как раз он в середине пятидесятых годов учредил в Риме женский католический монастырь, где служили по византийскому обряду, и мать Иуния оказалась в числе самых первых сестер.