Надежда бросилась к столу и схватила ручку.

– Беловежская пуща! Советский Союз развалится! 26 декабря 91-го года! Спасибо Савельевой – хоть одну точную дату запомнила… Хотя… Что с того… Разве я смогу это предотвратить…

Отложив ручку, Надежда посмотрела на тетрадный листок, исписанный меньше, чем на половину

– Да…. Не густо. Плохо же мы знаем историю своей страны…

Вырвав листик из тетрадки, девушка сложила его и спрятала в сумку. Она пока не знала, как эти знания смогут пригодиться в будущем. Больше всего на свете ей хотелось сейчас одного: заставить время идти быстрее. Она очень соскучилась по негодяю Максу, детям, всей своей прошлой жизни – такой размеренной, удобной и комфортной, но понимала, что её личная история, в отличие от истории страны, вовсе не предопределена. Один шаг не в ту сторону – и её ждёт совсем не та жизнь, о которой она мечтала…

Надежда подошла к окну, отодвинула штору и долго смотрела на улицу образца 1983 года – вдруг поймала себя на мысли, что ей в этом времени неуютно. Такое чувство бывает, когда приезжаешь в любимый уголок детства, где когда-то рос, и удивляешься: деревья, дома и песочница больше не кажутся большими, злая тётенька, гонявшая малышню, оказывается безобидной старушкой-божьим одуванчиком, а вместо «крылатой качели» стоит обрубок ржавой металлической конструкции… Нет больше ярких красок, которыми были наполнены детские годы, – зато бросаются в глаза обшарпанные стены, трещины на асфальте, облупившаяся краска. Наверняка, так было и раньше, но почему-то со всей отчётливостью открывается только взрослому взгляду…

Вздохнув, Надежда задёрнула штору. Нужно было как-то жить.

***

Июнь в том году выдался жарким. Градусник за окном зашкаливал уже с самого утра, и Надежда достала из шкафа новый сарафан, который накануне сшила сама. Лена Савельева, увидев готовое изделие, схватилась за голову – в её представлении, сарафан должен был выглядеть совсем иначе. Но Надежда скроила его по образу и подобию своих любимых летних нарядов из прошлой жизни, поэтому сейчас с удовольствием надела то, что у неё получилось, – нечто длинное и воздушное с открытой спиной, подчеркивающее тонкую талию и крепкую «нерожавшую» грудь.

Надежда невольно залюбовалась своим отражением – всё никак не могла привыкнуть к юному облику, и сейчас с удовольствием разглядывала девушку в зеркале: свежее симпатичное личико, широко распахнутые глаза без единой морщинки вокруг, четкий овал, нежная кожа…

– Ой, как же хороша молодость… – прошептала она.

Никогда никакие даже самые чудодейственные средства не превратят 45-летнюю женщину в 18-летнюю, как бы ей того ни хотелось. Но как же тяжело с этим смириться…

Надежде предстоял сегодня ответственный день – устройство на работу, поэтому она так тщательно собиралась. Родители заняли непримиримую позицию – раз дочь ушла из института, то и на жизнь себе должна зарабатывать сама. Надежду это сильно не напрягало – она и не собиралась сидеть дома.

Мама с отцом сходили с ума, не понимая, что творится с их ребёнком, и почему она не стремится получить высшее образование. Надежда могла бы им объяснить, что очень скоро наступят времена, когда диплом перестанет иметь такое уж большое значение, – квалифицированные учителя, инженеры и технологи, чтобы выжить, кинутся в торговлю; вчерашние отличники и умницы будут еле сводить концы с концами, а двоечники и троечники станут миллионерами, прикупив себе впоследствии каких угодно диссертаций и высоких научных званий.

Надежда могла бы рассказать родителям, что любое «высшее образование» можно будет получить в подземном переходе за пять минут, но вряд ли её слова они восприняли бы всерьёз. Сама Надежда в прошлой жизни стала хорошим журналистом, будучи по специальности учителем русского языка и литературы, и за все годы работы её красный диплом ни разу никому не понадобился – так и пылился где-то в коробке среди документов вместе со старым комсомольским билетом и свидетельством об окончании 8 класса…