И тут, без связи с предыдущими словами, поднял глаза, полные металлического блеска, и жёстко проговорил, выстрелив в упор из дробовика пятидесятого калибра прямо в её лицо.

– Нас предал кто-то из своих. Кто знал всех нас. И сделал это давно.

Резкий переход от белого к чёрному на секунду смутил собеседницу, что он заметил, но вида не подал, хотя ей, в самый последний момент, и удалось взять себя в руки. И это он также заметил. Никогда в жизни Екатерина не видела такого взгляда, вспоровшего душу настолько глубоко, что её не удалось бы зашить никакими нитями лжи, отчего даже Сэмэй, стоявший рядом, напрягся, словно получил удар током, чувствуя, как атмосфера, только что безмятежная, начала накалятся. И мгновенно на его лбу выступил пот. Он чуть приподнял правую руку к оперативной кобуре, где замер «Глок», и это движение не скрылось от взгляда Александра Ли.

– Нет, – чуть помедлив, произнесла Екатерина и это «нет» предназначалось Сэмэю. Затем, поправив чёлку рыжих волос, медленно произнесла, – это безумие.

Играй, дура! Неужели он знает? Этого не может быть. Его взгляд, такого видеть ещё не приходилось, пронзал до глубины души. Но откуда? Нет, Сэмэй успеет вмешаться. Ему не удастся убить меня как Аллу и Фудо. Кроме меня о составе группы было известно Тане, участвующей в отборе.

Она думала. И каждая минута приносила ей столько страха, что лишь он был преградой для сдерживания иных эмоции, не позволяя раньше срока нажать на спусковой крючок пистолета, который сжимала под столом. Он должен высказаться, хотя бы для того, чтобы я поняла его дальнейшие шаги. Есть ли у него причины убивать? Вопрос сложный.

И в это мгновение она почувствовала, что в его сознании сформировалась та самая мысль, которую он приготовился выдавить из себя. Она сожжёт понятие о морали, заставив его искать выход из тупика. Неужели он и вправду думает, что кто-то из нас мог заказать его в Дамаске?

Мысли.

И он всё-таки произнёс одну из них. Интересно, как долго ему пришлось жить с ней, испепеляя свою душу и сознание настолько, что очевидные факты, меняющие очертания игры настолько сильно, что невозможно отделить правду от лжи, приближая катастрофу.

– И это – ты!

Понимая, что бежать поздно, она замерла, высчитывая в уме варианты ответа. Но каждый лишь усугублял ситуацию. Он не знает. Он не может знать! Это проверка, и её необходимо пройти. Сейчас.

– Таня Волкова! А что думаешь о ней, ковбой?

Кетсу Киташи внимательно посмотрел ей в лицо. В этой работе переплетение цветов настолько непредсказуемо, что предугадать развязку невозможно. И все подозрения, выжигающие человеческое в душе, в какой-то момент вырываются наружу, круша всё на своём пути. Но в попытке оправдаться, когда вся группа практически уничтожена и эвакуация остальных невозможна, он пытался понять глубину её вины?

Но внутренний голос сказал ему, что это не факт!

– Ты боишься меня, почему? – медленно произнёс он фразу, которую готовил несколько последних минут. Затем повернул голову к Сэмэю, который почти вынул оружие. – Не стоит. Из всего, что ты мне рассказала, большая часть – ложь! Почему ты хотела убить меня тогда, три дня назад, и почему спасаешь сейчас? Зачем?

Он уже не скрывал своей ярости, накрывшей его с головой, заставляя её сжаться в комок. – Почему, Екатерина Владимировна Голицына? – выкрикнул он.

Костяшки пальцев, схватившие край деревянного стола, за которым он сидел, побелели настолько, что в какой-то момент Екатерине показалось, что ещё немного, и он выломает доски.

И тут она подняла левую руку, в которой находился смартфон. Из темноты экрана возникло несколько изображений. Шесть попеременных фотографий в виде слайда. Он, спиной к экрану. Чуть дальше – Фудо Шиида. Он что-то говорит, но лица практически не видно. Следующее фото. Он поднимает оружие – помповое ружьё. Выстрел. Человек напротив падает на землю. Следующее фото. Он наклоняется к нему. Лица убитого не узнать. Сплошное месиво из костей, мозгов и крови. Ещё одна фотография. Он смотрит прямо в камеру. На лице капли чужой крови. То, что это он сомнений нет. Как и нет шрама на его левой щеке, оставленного Низамом в пригороде Дамаска за минуту до своей смерти.