Не зная, как отреагировать на поступившую информацию, Артем отвел глаза в сторону и сделал вид, что ничего не услышал, сочтя это лучшим вариантом для завершения разговора.

Вызванная Михаилом машина прибыла через пару минут, разрезая темноту светом фар и нарушая приятную ночную тишину ревом двигателя внутреннего сгорания и скрипом тормозов. За рулем сильно потрепанного отечественного автомобиля сидел хмурый красномордый мужик лет пятидесяти, с тонкими прожилками лопнувших капилляров на щеках и носу. Артему подумалось, что такие же типажи он обычно встречал в рекламе пельменей, где эти простоватые, но надежные в быту мужчины, в рабочих комбинезонах на кухне аппетитно уплетают готовые полуфабрикаты и довольные говорят, что ничего лучше в своей жизни не пробовали, при этом им почему-то хочется верить.

– Бать, останови тут, – громко попросил Миша, когда они проезжали мимо ларька с горящей в свете фар надписью «Цветы».

Не тратя время на объяснения, он вышел из автомобиля и торопливо направился в маленький круглосуточный магазин, откуда вернулся через несколько минут, держа в руках роскошную белую розу, бутылку шампанского и шоколадку.

– Неудобно к женщине с пустыми руками ехать, – ответил он на недоуменный взгляд Артема, укладывая покупки на сиденье, рядом с собой, – тем более в гости.

– На похороны вроде бы четное количество цветов принято дарить, – поделился Артем неписанным сводом поминальных правил, передаваемым полубезумными старухами из уст в уста на каждых похоронах, и превращающим обычный утилизационный процесс в строго регламентированный священный ритуал, – еще зеркало для чего-то завешивать надо и с кладбища ничего нельзя домой приносить. Особенно покойников. Примета плохая.

– Там роза всего одна оставалась, – произнес Михаил виновато, – а другие цветы девушкам я дарить не привык.

Прибыв к месту назначения, выйдя из автомобиля, Артем вместе Михаилом задумчиво посмотрел на солидный двухэтажный особняк, скрывающийся за высоким забором из гладкого серого кирпича. Помпезный памятник состоятельности его владельцев, где отсутствие стиля компенсировалось неприкрытой роскошью, больше свидетельствовал о том, что вкус хозяев значительно уступает их богатству, чем о талантах архитектора. Хотя, возможно, другой задачи он и не преследовал. Во всех многочисленных окнах дома горел свет.

– Не спит, значит, – провел рекогносцировку Миша, застыв у ворот и проведя пальцем по ограде, – скорбит, наверное. Как думаешь, она не будет против нашего визита?

Артем в это время обдумывал, что он будет говорить вдове, которую последний раз встречал около года назад, на праздновании дня рождения Романовского. Стройная женщина с мудрыми всепрощающими глазами была со всеми очень обходительна и поражала своим добродушием и рассудительностью.

– Думаю, нет. Те пару раз, что я встречался с Ольгой Максимовной на корпоративных торжествах, она производила впечатление очень благочестивой и воспитанной дамы, – поделился он своими соображениями.

– Тогда вперед, – призвал Михаил, толкая рукой незапертую металлическую дверь с коваными узорами в виде листьев какого-то вьющегося растения, ведущую во двор, освещенный фонарями. Темная брусчатка, покрывающая землю, тускло блестела в свете луны и фонарей, создавая неуловимую атмосферу мрачного средневековья.

Еще на половине пути к дому до Артема и Михаила донеслась оглушительная мелодия в исполнении популярной немецкой группы «Rammstein», обильно сдабриваемая различными шумными выкриками и смехом, подтверждающая бурное празднование.

– Похоже, поминки в самом разгаре, – прокомментировал происходящее Михаил, небрежно пнув ногой валяющуюся на земле пустую бутылку, которая, покатившись, исчезла в кустарниках газона, – только нас не хватает.