Элмерик кивнул, погладив пальцами край пожелтевшей страницы.

— Да. Мастер Каллахан сам перевёл и записал их. Говорит, пока сойдёт и так. Но древнеэльфийский мне потом тоже придётся выучить.

Розмари глянула на него с восхищением.

— Вот это да! Совсем-совсем учёным станешь! Будешь прославленным бардом-то, как Вилберри-скрипач, если не лучше.

При упоминании своего известного предка Элмерик улыбнулся:

— Бери выше! Я стану не бардом, а филидом. Если доживу, конечно. Ну, и если таланта хватит...

— Смотрите-ка, кто тут у нас в филиды собрался! — хохотнул Джерри. — Мечтать не вредно, дурачок.

— А чем они отличаются от бардов-то? — Розмари попеременно смотрела то на Элмерика, то на Джеримэйна. — По мне, так и те и другие поют песни зачарованные и развлекают гостей на праздниках. Вот только филидов нынче-то не сыщешь, а барды остались. Разве нет?

— Это как разница между деревенской ведьмой, что портит соседский скот, и мастером Шоном. — Джерри натянул одеяло до ушей — он вечно мёрз. — Оба используют дикую магию, но сравнивать их силу просто смешно. Только чтобы филидом стать, жизни может не хватить. И даже в древности ими эльфы да полуэльфы чаще всего бывали — потому что живут дольше нашего. А простому смертному неудобно: вот стал ты такой филидом, да тут же помер от старости.

— А я всё равно попробую. — Элмерик уткнулся в книгу.

— Ну, не буду мешать великим свершениям! — Джерри всё ещё усмехался, но как-то беззлобно. — Как получишь ранг — зови отпраздновать. Эля поставлю — лучшего, холмогорского.

— Ловлю на слове.

Бард ожидал новых колкостей в ответ, но вместо этого Джеримэйн отвернулся к стене и засопел. Розмари прислушалась к его размеренному дыханию:

— Хорошо, что он уснул. Надоели эти вечные придирки-то! — Она с удовольствием потянулась. — Не обращай внимания, всё-то у тебя получится.

— Угу...

Признаться, Элмерик был бы рад, если бы девушка оставила его одного. Но попросить об этом прямо он не решался — ещё обидится.

— Послушай. — Она вдруг покраснела ещё больше и смяла в руках ткань фартука. — Если ты того... ну, и правда хочешь... я-то могла бы. Ну, отворот сделать. Чтобы не мучили чувства-то. Правда, я от любовных чар зарекалась, но тут-то дело доброе. Нужен только волос её. Али вещь какая-то: браслет там, пояс, платок...

Элмерик вздрогнул. Искушение, признаться, было велико. Вдруг и правда полегчало бы на сердце? Но если даже в таких мелочах он будет отступать перед испытаниями, чего уж говорить о вещах более сложных? Подумаешь, несчастная любовь! Как там говорил Мартин: всё можно обернуть в свою пользу и наслаждаться жизнью. Последнее у барда пока получалось не очень, но ведь и времени прошло мало...

— Не стоит беспокоиться. — Он отмахнулся как можно беспечнее. — Я справлюсь.

— Ну, как знаешь. — Розмари не стала настаивать, хотя ответу не обрадовалась. — Да, должна признаться-то: это ведь я её прокляла. Скисающее молоко и все прочие неурядицы... Ты тогда просил-то, чтобы я на порчу посмотрела... ну, я посмотрела и не сняла-то. Не захотела потому что.

— Я так и думал... Погоди… Хочешь сказать, что порча до сих пор на Брендалин? — Бард подскочил, тряхнув рыжими кудрями.

— Угу. — Девушка глядела виновато, но Элмерик сомневался в искренности её раскаяния. — Хочешь, я могу снять-то. Но нужен предмет. Неужто она ничегошеньки на память не оставила?

— Нет, — солгал бард, делая вид, что не может оторваться от книги.

Он почти было решился отдать платок, но жаль было расстаться с единственной памятью о несбывшемся. Ещё Элмерик боялся, что Розмари не устоит перед искушением и всё-таки наколдует отворот, нарушив данное самой себе слово.