Антошка Светов был один из тех, на кого обратили особое внимание. То, что ребенок по медицинским показателям был ослаблен, не умел говорить, часто плакал и вообще был со странностями – никого не волновало. Наоборот! За данное неофициальное обследование, и за молчание тоже, оплачивали администрации детских домов отдельные деньги. И не скупились.

На Энтони Свита (так называл Антошку мистер Стик) документы на усыновление были готовы. Остались сущие пустяки – приезд в Москву новых родителей. И на тебе! Кража именно этого ребенка. Cкандал? Нет, скандалище.

Кроме официальных розыскных действий полиции по поиску гражданина России были задействованы и частные сыщики. За любую информацию о ребенке предполагалось крупное вознаграждение.

За окном поезда мелькали деревья. Колеса отстукивали пульс дороги. На столе в стакане с недопитым чаем дребезжала ложечка, нервно напоминая о своем присутствии. Радржааааааало всё. Всё! Особенно дети.

Олег Владимирович никак не мог связать воедино события последнего месяца. Память восстанавливалась «кусками». Тут помню, тут не помню. Вдруг всплыло, как редактор просит окончить роман. Крайний срок – начало августа. В издательстве выделили часть гонорара. И даже сняли для любимого автора на все лето дачу недалеко от города.

«Твори, но много не пей. С женщинами будь разборчив, – пропел чей-то голос. – Олег, я тебя ни один год знаю. Не подведи!»

И где эта дача? Где рукопись? Что я писал? О чем? Закончил ли? Не помню. Нет, помню! Помню ее огромные карие глаза, с поволокой. Камин, бокал вина. Она диктует… Я пишу… Она плачет… Я пишу… Она скандалит! Ругается! Я пишу.… Она смеется… Я пишу.

И вдруг, бабах!

Как отрезало. Другая жизнь, другие лица.

По мне гуляет сизый голубь. Тихий шепот, жутко болит голова, кровь на виске. Чье-то дыхание касается волос. Боль проходит, хочется спать. Потом какой-то магазин. Два пацана рядом. Ряд бутылок с «беленькой» сияют, как чистая роса, и меня тошнит даже от названия. Отвращение к запаху спиртного? Я не пью водку? Что?! Исключительно сок? Кто это сказал? Я?

Из небытия всплывает темный переулок. Я стою под окном незнакомого серого здания. В руки падает живой сверток в простыне. Ребенок? Зачем мне ребенок? Я не люблю детей, боюсь их. Надо же, вцепился как в родного. Я его знаю?

– «Здравствуй, я Антон», – подумал сверток.

– «Олег», – я открываю тряпицу и вижу улыбающегося малыша. – «Унеси Антона, здесь страшно». Крики за спиной. Бегу! Ох, кажется, оторвались.

…На голове сидит все тот же сизый голубь, курлычет. Как здесь хорошо! Сорванцы называют меня дядя. Трое племянников?! Откуда? А они ничего, веселые. Ууумные!

…Мы идем по вокзалу. Я не один. С мальчишками. Вагон поезда, кондуктор, купе, укачивает, постоянно кружится голова. Петя говорит при сотрясении мозга нужно лежать. Мой племянник всегда прав. Я лег и уснул.

У нас украли документы!? Какая-то станция. Полицейский. Еще люди. Кители, фуражки, протоколы, объяснительные из соседних купе. Что? Я подписываю, не читая? Да какая разница, хочу тишины и покоя. Не могу встать! Укачало, тошнит, поезд трогается. Антон забился в угол верхней полки и еле дышит от страха.

Ба! Нас не только не сняли с поезда, но даже сопроводили некоторыми документами! Кстати, документы я положил к себе в карман. Ну-ка, что новенького мне расскажет официальный бланк? Бумажка-бумажкой, а все туда же, про-то-кол. Как моя фамилия? Ря-би-на? Олег Владимирович.