Тем временем грузовик выехал с огороженного полуобрушенным бетонным забором двора на улицу. Асфальт улицы был разбит, в прорехах дорожного покрытия серебрились ледком лужи.

– Ты на дорогу-то не гляди, – сказал Димка. – Дальше только хуже будет. Здесь и до войны дороги были такие – хоть плачь, а сейчас и подавно. Так вот, я чего говорю, ежели бы она до этого непотребства дожила, ох и больно бы ей было! Она ж у меня украиночка, с Полтавщины; до того, как в школу пошла, на русском не говорила. Сколько песен знала, как пела… – В уголках глаз шофера что-то блеснуло, он машинально протер их костяшками пальцев. – И Россию любила, и Украину свою. А нациков, – тогда еще зубры были, Лукьяненко, Чорновол-старший, Хмара… старые болтуны, а какую бучу заварили, – так их она на дух не переносила. Очень ее все это огорчило бы, так что, может, и к лучшему, что померла.

Он повернул руль, объезжая колдобину, и добавил:

– Да что я все о себе? Ты ж мне так и не сказал, бача, за каким таким интересом ты в это пекло лезешь.

Саша отвернулся к боковому стеклу, рассеянно глядя на руины, вдоль которых они сейчас ехали. Ни одного целого строения, от некоторых домов остались только обгоревшие контуры на грязно-серой земле, местами покрытой тонким и таким же грязным снежком. Зима еще не уступила свои права весне, а здесь, под Бахмутом, вообще царило какое-то безвременье – ни осень, ни зима, ни весна…

– Сын у меня там, – глухо ответил Александр Леонидович на вопрос Димы. – Сына я ищу.

Глава 2

Сильнее паче смерти любовь

Они познакомились в далеком 1996-м в подмосковном санатории. Капитан Северов прибыл туда из военного госпиталя, где оказался после ранения. Ранили его, по странной иронии судьбы, под населенным пунктом, называвшимся почти так же, как город, в который он сейчас ехал в поисках своего сына, – Бамут, на одну букву отличается. Ранение было тяжелым, в частности сильно было повреждено легкое, поэтому после продолжительного лечения Александра Леонидовича отправили долечиваться в ведомственный санаторий – из лечения, правда, было только усиленное питание и целебный воздух окружавшего санаторий соснового леса.

Ее он заметил сразу: среди немногочисленных женщин-пациентов ведомственного санатория она выделялась – была совсем юной и хрупкой как тростиночка. Они познакомились в крохотной и не особо интересной библиотеке санатория – взяв с полки книгу, название и автор которой как-то стерлись за прошедшие годы, что-то про историю то ли французского театра, то ли литературы страны Эйфелевой башни, Александр услышал сзади разочарованный полувздох-полувсхлип. Быстро обернувшись, он увидел перед собой эту девочку, которая, что греха таить, привлекла его внимание еще раньше.

Вблизи она выглядела еще привлекательнее – огромные глаза редкого зеленовато-серого цвета казались еще больше на фоне белой кожи и тонких, античных черт. Выражение лица девушки было разочарованным, и даже более того.

– Что случилось? – спросил он. – Что-то не так?

– Нет-нет, ничего, – поспешила заверить его новая знакомая, но капитан Северов не отставал:

– Ну я же вижу, что что-то не так! – повторил он. – В чем дело?

– Ну… да нет, пустяки, – попыталась ускользнуть от ответа девушка, но потом почему-то передумала: – Я просто сама хотела почитать эту книгу. Тут так мало интересных книг – или унылый соцреализм, набивший оскомину, или современные чернушные якобы детективы, от которых меня просто тошнит.

– Почему? – спросил невпопад Александр.

– Я не понимаю, зачем писать такое, – честно ответила девушка, – и так вокруг все плохо, а прочитаешь такую книгу – будто в грязи вывалялся.