Самаки мы взяли в столовой. Это было нечто, эволюционно ближе всего к пирожным из суфле на тончайшем ломтике карамели. Или к зефиру. Впрочем, нет, зефир слишком грубый.

– Мужчина, – я догнала его. – Это вам.

Мужчина удивился.

– Зачем?

– Я очень хочу, чтобы вам стало радостно и тепло, как будто летучка лапками погрела, – ответила я.

Мужчина невольно улыбнулся.

– Да вы сами съешьте, девушка.

– У нас ещё есть, – ответила я, махнув головой на Юрку.

Мужчина снова улыбнулся и взял у меня из рук один самак.

– Всё, больше не возьму, и не уговаривайте.

– Спасибо, – сказала я и вприпрыжку побежала к Юрке.

– Вам спасибо, – крикнул мне в спину мужчина. А я почувствовала между лопаток прикосновение тёплых лапок летучки.

– Надеюсь, ему так же хорошо, – улыбнулась я.

20

Ханна отпихивала Сашкину руку, лезущую в трусы.

– Саша, ну, пожалуйста!

– Хань, ну надо же тебя как-то утешить!

– Не надо меня утешать. Саша, ты понимаешь, что я вообще сейчас ничего не хочу!

– То есть, я тебя как мужчина уже не привлекаю, да? Вот спасибо! – Сашка нервно отвернулся, выставив в сторону Ханны пятую точку.

– Саш. Я сегодня похоронила маму. Как ты думаешь, я могу хотеть хоть чего-то?

– Бред, – глухо ответил Сашка. – К этому всё давно шло. А ты строишь из себя страдалицу.

– Ты… – Ханна начала, но замолчала. Что можно ответить на это? Что нельзя быть готовым к смерти? Что даже ожидаемая смерть не перестаёт быть горем? Кажется, если человеку приходится объяснять такие вещи, то это бесполезно.

– Какой же ты…

– Я какой? Я какой? – вскочил Сашка. – Да пошла ты, цаца нежная! Я весь день вокруг неё прыгаю, как клоун, а она глазки закатывает!

Сашка рывком раскрыл шкаф, вытащил гостевое одеяло. Притащил с балкона раскладушку и сердито угрохотал на кухню, царапая стены.

Ханна тихонько расплакалась.

Всё неважно. Всё зря. Вся жизнь не такая.

21

– Странно, – сказал Юрка, вертя головой. – Никак не привыкну, что тут всё из ниоткуда берётся.

Мы оказались в парке. Парк был словно кусочком того, нашего мира, только очень чистый и ухоженный. Среди деревьев неизвестных мне местных пород изредка попадались липы и тополя.

– А чего тут не было? – спросила я.

– Вообще этого парка не было, – пожал плечами сбитый с толку Юрка. – Ладно, пойдём, посмотрим, что тут. Обычно то, что появилось, уже не пропадает, так что стоит ознакомиться.

Мы всё время ходили, держась за руки. Словно подключенные к аккумулятору, ощущая постоянную циркуляцию какой-то хорошей энергии. Кажется, именно эта энергия и называется любовью.

На аллее обнаружились скамейки. У них была немного необычная форма, и мне очень захотелось попробовать на ней посидеть.

– Юр, давай сядем на минуточку? – я потянула Юрку за руку. Он поддался, и мы сели. Было действительно удобно. Я подумала, что в этом мире как-то всё тонко продумано. И одежда, и лавочки.

Силуэт на боковой аллее меня насторожил. Не могу сказать, я сразу узнала идущую, или она смутно показалась знакомой. Просто натянулась какая-то струна вдоль позвоночника, а в мозгу зазвенел колокольчик. Очень настойчиво зазвенел. В этом мире почему-то многое происходит на уровне шестого чувства, раньше со мной такого не было.

Я вскочила.

– Ты чего? – спросил Юрка. Я отобрала у него свою ладонь.

– Сейчас! – и я помчалась в боковую аллею.

Я слышала, как он звал меня, почувствовала укол летучки.

– Ссс! – я с досадой хлопнула себя по плечу, словно пытаясь убить комара, но скорость не сбавила.

Она шла, кажется, не торопясь, но я никак не могла её догнать.

Парк закончился, началось поле, которое постепенно сменилось каменистой пустыней.

– Мама! – не выдержав, заорала я на весь параллельный мир.