4
…и пока от оваций не оглох,
на престижные поклоны выходя,
раствори свою душу, скоморох,
в пыльных каплях московского дождя,
пусть от Красных до Никитских ворот
совершает с тобой круговорот,
все равно не протрезвеешь никак
в православных московских кабаках,
заспиртуй свою душу, лицедей,
и пополни бахрушинский музей,
пусть поставят на столик небольшой
и напишут не стойте над душой!
5
актеру хуже всего в столь
обычной ситуации для любого столь —
ного града в котором столь —
ко пропащих нищих настоящих
поэтов пишущих в стол
прозаиков пишущих в стол
композиторов пишущих в стол
актеров играющих в ящик
6
Относительно крыши – чего нет, того нет.
Относительно славы – см. относительно крыши.
В общежитии театра, где сны шелестят как афиши,
относительно – все, абсолютен – рассвет.
Дебютирую в роли бездомный поэт,
а в герои-любовники ростом не вышел.
И не то чтобы роль – так, вставной эпизод,
32 фуэте, прижимая к груди кофемолку.
Но молва по Москве прокатилась: везет…
Кто везет? Что везет? Хорошо, если мама и елку.
Хорошо хоть под утро, напялив мурмолку,
появляется сон, а во сне – новый год.
А во сне как во сне, мандаринами пахнет,
Чебутыкин, проспавшись, наносит визит,
тень отца своего реставрирует Гамлет,
потому что пора обновлять реквизит.
Относительно крыши – над нами не каплет,
относительно славы – над нами сквозит.
1982

Парщиков. Извне

Описать бы все сущее логично, строго и непротиворечиво.

Чтобы все следовало из базовых постулатов, чтоб система была полна и совершенна.

Однако некто Гёдель, венский математик, закончивший дни свои в американском сумасшедшем доме, доказал, что всякая достаточно сложная система аксиом либо внутренне противоречива, либо неполна.

Из теорем Гёделя о неполноте возникает неизбежность иного взгляда. Взгляда извне. Извне привычно заданных связей и закономерностей.

Именно существованием этого взгляда извне человек и отличается от самого навороченного суперкомпьютера. От самого что ни на есть искусственного интеллекта.

Компьютерные возможности много превышают человеческие. Но только внутри заданной ему логической схемы. Которая – не забудем – или неполна, или противоречива.

Но разве поиски человеком иного, более общего, внешнего языка описания не есть одновременно проникновение в замысел Божий?

В конце концов, чья это привилегия и/или тяжкая доля – смотреть и видеть иначе, извне?

Об этом мы говорили с Лёшей Парщиковым на одной из последних наших встреч, гуляя по Бульварному кольцу.

А еще о фрактальной геометрии Мандельброта, которая мало того что как-то нездешне красива, но еще и при задании двух-трех простых параметров способна воспроизводить сложнейшие природные объекты и явления – горы, реки, деревья, молнии, облака…

А может и не воспроизводить – создавать? И вот она, технология Создателя?

Потому и красива – нездешне…

Мы говорили об этом с Парщиковым не потому, что он был математиком. Не был он математиком.

Как не был нефтяником, но написал «Нефть».

Не был финансистом, но написал «Деньги».

В мгновения такого видения извне меж лопаток сквозит какой-то нездешний холодок.

Можно, конечно, жизнь прожить и без всей этой мороки. Но только Парщиков не мог. Потому что этим даром он был наделен изначально и в полной мере.

Исследователи и толкователи все время пытались найти для очевидного, но особого метафорического дара Парщикова, для его извне-реализма иное слово, прибавляя к известным литературным клише пресловутое «мета»: метаметафора, метареализм…

Парщиковские сближения, одновременно абсолютно неожиданные и абсолютно естественные, действительно не есть некие сложносочиненные метафоры. Просто иные ракурсы видения извне привычно заданных логических связей, иные законы неизбежно делают далековатые понятия совсем не такими уж далековатыми.