– А почему нас силосниками называют?

Девушка залилась смехом:

– Ты что, обиделся?

– Нет, но как-то странно.

– Ничего здесь странного нет. Ваши нас тоже парёночниками обзывают.

– Почему?

– У нас любят парёную калину, и по осени запах стоит на всё село. Зато от вас за версту силосом прёт.

– А тебе что, неприятно?

– Да нет, нормальный запах. И коровам нравится.

– Ты почём знаешь, что им нравится?

– Я сызмальства с коровами. Нас в семье шестеро, я старшая. Вот и приходится по соседям подрабатывать, у кого коровы есть.

– У богатеев что-ли?

– Да каких богатеев? Вон у Векшиных трое маленьких, жена больная, а корову доить надо. Вот меня и просят помочь. Им хорошо, и нам молоко. А сейчас я в коммуне, дояркой работаю, там вообще всю зиму на силосе. А сейчас не знаю, где работать буду.

– Почему не знаешь? – Василий насторожился.

– Так ваш управляющий коммуну разорить решил.

– Как это разорить?

– А ты что, не знаешь? Он половину хозяйства коммуны отбирает.

– Ты поосторожней с выражениями. Не отбирает, а в госхоз переводит.

– Нам от этого не легче.

– А ты не расстраивайся. Выходи за меня замуж, вот и будешь работать в госхозе.

– Шустрый какой, – Полина рассмеялась, – раз проводил, и уже замуж. Надо время, подумать.

– А что думать? Время быстро летит.

– Мы с тобой даже не целовались.

– Эка невидаль. Поженимся, вот и нацелуемся вдоволь.

– Заладил – поженимся, поженимся. А поженимся, поди, бить будешь?

– Ты эти буржуйские замашки брось, – возмутился Василий. – Сейчас время другое.

Только под утро Бугаев вернулся домой. Тихонько пробираясь по едва наметившейся улице вновь создаваемого посёлка, в полусумраке раннего рассвета он чуть не столкнулся с Марусей Стадниковой, направляющейся на утреннюю дойку. Поспешно юркнув в кровать, Василий забылся коротким сном молодого человека, не особо обременённого заботами.

Дня через три поздним вечером в окно Клемешева раздался стук. Пётр отодвинул занавеску и в лунном свете увидел лицо уполномоченного ОГПУ. Клемешев открыл дверь, впустив уполномоченного и двух красноармейцев.

– Ты что это, Пётр Панфилович, без опаски выглядываешь? – спросил тот, протягивая для приветствия руку. – Принимай гостей. Мы к тебе по делу. Я смотрю, ты и не рад.

– Рад, рад, Михаил Емельянович. Без дела ты бы не приехал, а опасаться мне вроде некого, тихо у нас, – управляющий жестом пригласил вошедших рассаживаться. – Выкладывай, какие дела погнали вас в этакую глухомань.

– Насчёт тишины, это ты расслабился. Читал в «Правде» речь товарища Сталина? Классовая борьба, брат, обостряется. Вражеская гидра голову подняла. Белогвардейские недобитки, кулаки, вражеские лазутчики из всех щелей повылазили. Даже на самом верху враги засели. Кругом раскинули свои щупальца. Наша задача – обрубить их и одним ударом уничтожить гадину. По всей России готовится полное уничтожение кулацкого элемента. Ладно, давай к делу. По сообщениям активистов, в селе Кубовая окопались злостные антисоветские элементы. Председатель сельсовета всячески им потворствует. Да ты его знаешь. Читал твою докладную. Мы уже много раз указывали на его бесхребетность, но никаких мер пока не принимали. Наконец, кулаки совсем распоясались, стали укрывать хлеб и гнать из него самогон. Это в то время, когда по всей стране недород. И снова от председателя одни отговорки, «недоимки собраны, задолженности нет». Барлакский райком ВКП (б) и исполком вынужден подключить твоих комсомольцев принять участие в экспроприации кулацкого элемента. Вот постановление о выселении трёх кулацких семей в Кубовой.

– Понятно. Местную бедноту привлекать будем?