– Вы не уедете?

Эйрик невольно вздрогнул. Прозорливость и чуткость Адель поражала. Было некомфортно лгать ей, но и в открытую признаться в своём слепом порыве сбежать, парень не смог. Так что съехал с темы неопределённым ответом.

– Поживём – увидим. Что-то подсказывает мне, что старший братец прилип к твоей сестре, как слизняк к капусте.

– Ты просто мастер сравнений, – «оценил» демонолог, с раздражением подмечая, как прыснула Аделаида и пихнула Эйрика локтем в бок. И как сам инкуб обменялся с ней игривым взглядом. – Из-за тебя у нас сгорит ужин, Виннфлед!

– Завидуй молча, – протянул брюнет, даже не посмотрев в сторону Вамбери. – А я могу как Цезарь.

Адель снова прыснула и Эйрик остался доволен решением отложить отъезд. Флирт с Адель приносил заряд бодрости в это непростое время. А Обливион сама виновата.

1.

Морган боялся темноты.

Получив в детстве травмирующий опыт, Мо, спустя века, продолжал ощущать дискомфорт, оказываясь в помещении без света. Бытность охотником вынудила игнорировать страх; запихнула фобию в уголки подсознания. Казалось, мужчина одержал верх над слабостью, но панические атаки, возникающие время от времени, демонстрировали всю глубину тревоги. Виннфлед даже засыпал при включённом свете.

Но при этом Моргану нравилась Тьма.

Лив… Стоило увидеть её на пороге дома и в голове что-то щёлкнуло. Он знал, что не способен вызывать искренние чувства. Предполагал, что если понравится девушке, то лишь как объект сексуальных желаний. Мо уехать бы, забыть, пересилить себя. Сосредоточиться на попытках восстановить семью. Уйти в работу, внимательнее следить за возможными врагами. Делать то, что исполнял все предыдущие триста лет. Только им уже завладела Тьма – её очеловеченная суть. Инкуб клялся, что поступает так ради спасения братьев и сестры, но потом оказывался наедине с Обливион и забывал даже о близнецах.

Сейчас же, находясь в спальне ведьмы, Виннфлед снова прикрывался семьёй. Пока не замер у изголовья кровати и не посмотрел на бледное лицо Лив. Грудь сковало давящее чувство. Это был страх, но не темноты, а потери.

– Я слышал, что тебе кричал Эйрик, – проговорил инкуб, желая развеять пугающую тишину. – Но брат не понимает, каково это – чувствовать себя виноватым перед кем-то. Особенно близким. Когда хочется забиться в дальний угол и делать вид, что ничего не произошло. Убежать и отрицать – логичная реакция. И ты не первая, кто так делает. Я поступал подобным образом долгие века.

Парень обернулся на дверь. Прислушался, а после резко сел на кровать и взял ведьму за руку.

– Пусти меня. Я хочу тебе кое-что рассказать. Не тебе одной есть за что себя ненавидеть.

Морган не знал, захочет ли Обливион его слушать. Он столько раз за последние два дня пытался до неё достучаться, что сомнения брали верх. Так было и в этот раз. Парень умолк, но ничего не произошло. Первые две минуты. А затем под ногами инкуба закружился пол, стены, потолок, и он провалился во тьму.

***

Мо стоял во мраке, ощущая, как от нарастающего ужаса закладывает уши. Дыхание сбилось, участилось.

– Рассказывай.

Голос шёл со всех сторон. Он обволакивал, сдавливал, проникал в самые уголки подсознания. От него бросало в дрожь и немели кончики пальцев.

– Лив, где ты?

– Я слушаю тебя.

– Мне нужно тебя видеть, – в тоне Моргана невольно проскользнуло отчаяние. Всепоглощающая темнота действовала на нервы и пробуждала низменные страхи. Мо попытался отстраниться от происходящего, представить образ девушки, сосредоточиться на событии, о котором хотел поведать. Но во мраке сознания Тьмы скрывалось нечто разъедающее. – Обливион, хватит! Мне страшно!