Генка был уже вне себя от злости, ведь никогда еще в жизни он не был в такой ситуации, когда от него ничего не зависело, и чтобы он вообще не мог ни на что повлиять.

– Знаешь, Титов, на войне мы все под смертью ходим, – послышался голос короткостриженного сверху, и сразу запахло раскуренным табачком.

Молодой Титов задумался над этой фразоq, а Генка стал неистовой царапать пальцами стенку ямы. У него стало получаться рисовать тонкие едва заметные линии. И тут его осенило: он вытащил из своего подсумка немецкий патрон и стал острой пулей писать на утрамбованной земляной стенке одно слово: «Немцы!!!»

Солдат Титов увидел, что на стенке проявляются какие-то полосы, но он, погруженные в свои мысли, снова стал утрамбовывать эту стенку, затирая Генкины буквы.

А Генка опять и пять писал «Немцы!», но молодой, казалось, не видел это послание. Тогда Генка быстро начеркал «Титов» и со всей силы ударил по стенке, чтобы земля посыпалась.

Солдат это заметил, и вдруг стал вслух читать то, что увидел перед собой: «Титов». Он замер, и тут же Генка сразу быстро написал ниже слово «Немцы!»

«Немцы», – произнес солдат, продолжая смотреть на стенку немигающим взглядом.

«Атака будет» – написал Генка, и только солдат принялся читать эту фразу, беззвучно шевеля губами, как где-то наверху, где курил короткостриженный солдат Липатов, произошел взрыв.

Молодой тут же присел, вжавшись в стенку ямы, и судорожно стал искать руками винтовку. Сразу же последовал второй взрыв, и куски его винтовки сверху прилетели к нему в яму.

Генка понял, что он не успел, и выскочил из ямы, где сидел с Титовым, желая увидеть, что же происходит наверху.

Перед блиндажом метались взрывы, земля комьями летали в разные стороны, и огненные искры летели вверх. На земле оставались темные воронки с дымящейся серединой. У дерева лежал солдат Липатов, весь посеченный осколками, с разорванными брюками и с задранной наверх гимнастеркой. Самокрутка лежала рядом на земле и успела погаснуть, уже залитая густой светлой красно-рыжей кровью.

По всему лесу раздавались взрывы, где-то слышались крики. Ввиду небольшого калибра и малой мощности, осколки мин не могли выкорчевать дерево, а лишь срезали и срывали ветки, врезались в стволы и шипели в живой сочной коре. Осколки летали над землей во все стороны, и если бы Генка был живым человеком из плоти, то он тут же оказался бы убит, как солдат Липатов.

Бросив в последний раз взгляд на яму у блиндажа, где вжимался в землю солдат Титов, Генка поспешил обратно на поле к своим товарищам.

Тем временем немецкие пехотинцы уже успели подобраться ближе к линии советской обороны, и с нетерпением ждали окончания минометного обстрела, чтобы кинуться в атаку и сходу захватить позиции русских. Генка не смог удержаться, и проходя мимо нескольких немецких солдат, пристально наблюдающих за результатом обстрела из небольшой воронки, стал сапогом сбивать землю в их сторону. Как бы он ни старался, а из-под его ноги вылетала лишь куцая струйка песчинок. Генка уже не надеялся задержать атаковавших, а продолжать сбивать пыль, чтобы хоть как-то нагадить немцам. И ему удалось: двое ближайших к нему пехотинца стали жмуриться из-за того, что песок попал им в глаза, и Генка тут же радостно удвоил усилия. Он засыпал им затворы винтовок мелким песком, из-за чего эти немцы немного отвлеклись, оттирая грязь с оружия. Тут взрывы стихли, двое немцев продолжали очищать свои винтовки от песка, и вдруг на все поле пронзительно кто-то засвистел в свисток.

Это была команда к атаке, и все немцы выскочили из укрытий и побежали в сторону опушки. Двое неудачников, которым Генка так смачно напакостил, все еще оставались в яме, протирая оружие, как вдруг из леса, примерно со стороны блиндажа Титова послышались выстрелы. Пули засвистели рядом с Генкой, и немцы прижались к земле воронки.