Мадина тоже улыбнулась ей в ответ, думая о том как это всё похоже на тот замечательный день или точнее сказать вечер, когда старейшина рода Амира приехал сватать за него Мадину. Почти так же лил за окнами моросящий дождик и женщины на их половине дома, шептались лукаво поглядывая на неё. А она в свою очередь, не понимая причину их перешёптываний, но догадываясь для чего мог приехать представитель рода Амира, вопросительно заглядывала им в лица и не находила ответа. Всё это было до тех пор, пока к ней не приблизилась двоюродная бабка и, дёрнув за край рукава кофты жёлтыми, скрюченными пальцами, не заставила наклониться, шепнув на ухо:

– За тобой приехали. Сватают тебя за красавца твоего. Отец согласен, калым обсуждают.

Только тогда Мадине стало одновременно радостно и чересчур беспокойно на душе. Её сердце забилось, затрепыхалось в груди пойманной птицей, посаженной в клетку. Помнится она от переизбытка чувств, даже закрыла лицо руками и улыбаясь отвернулась к стене. Младшие сёстры небольшой стайкой набежав с разных сторон с поздравлениями, заставили обернуться и убрать ладони, и она ощутила влажный след от скатившейся по щеке слезы.

Так и в этот раз, сердце забилось с дикой частотой после слов Фатимы, в носу защипало и слеза, готовая вот-вот сорваться с ресниц, замерла заполнив собой нижнее веко. Однако что-то внутреннее, жёсткое и колючее, не позволило эмоциям вырваться наружу. Пощипывание в носу медленно пропало и Мадина ответив сдержанной улыбкой на услышанное известие, тяжело дыша, принялась пить большими глотками обжигающий язык и губы чай.

Зорко наблюдая за реакцией подопечной тётя Фатима мельком бросила взгляд на дверь, где послышались шаги и Мадина улучив момент смахнула одним движением с ресниц слезу. В ту же секунду дверь в комнату отворилась и на пороге возник Тимур. Он молча, жестом поманил за собой обеих женщин и те, послушно встав с ковра, последовали за ним.

Пройдя по узкому коридору, они попали в просторную гостиную с наглухо зашторенным окном и постеленным пёстрым ковром посреди комнаты. На котором друг против друга, на разных концах стояли невысокие, примерно сантиметров пятнадцать в высоту, прямоугольные столы, покрытые скатертью. На столах возвышались вазы с сухофруктами и конфетами, а также глиняные, покрытые каплями испарины, чайники. За дальним столом восседал седой мужчина с коротко стриженной бородкой, медленно перебирая в руке чётки. Этого мужчину все почтительно именовали учителем и никто никогда не называл его по имени. Мадине он чем-то напоминал собственного отца, такой же степенный и важный, а главное поразительно спокойный человек, уверенный в том о чём говорит и что делает. Возможно, именно благодаря этому она с лёгкостью приняла данную форму обращения к нему и так же упоминала его только как учителя.

Сев за столом на противоположной от учителя стороне ковра, Мадина налила себе и тёте Фатиме чай, взяв из вазы одну конфету. Одновременно с этим она услышала негромкое воркование Фатимы, о том что эти сладости прислал для своей невесты сам Амир, чем естественно сильно смутила Мадину. И снова ощущая учащённое сердцебиение, она опустила глаза вниз, не решаясь положить развёрнутую конфету себе в рот. Заметив это Фатима заботливо подтолкнула её руку, приподнимая вверх, аж к самому рту и громко прошептала о том, как не любят женихи слишком худых и бледных невест и что из уважения к Амиру она просто обязана съесть хотя бы несколько конфет. Тем временем негромко переговорив о чём-то с учителем, Тимур встал и приблизился к столу Фатимы и Мадины. Усаживаясь примерно в полуметре от них, он жестом возблагодарил всевышнего за стол с угощениями, проведя руками по лицу так словно совершал омовение и заговорил: