Здесь, пожалуй не удержусь, и позволю себе пофантазировать над системой: можно, например, держать у себя дома диковинного таракана, кормить и ухаживать за ним, гостям показывать. А если в какой-то момент тараканов станет много, очень много, они начнут портить дома, уничтожать продукты и будут приравнены к бедствию, что, тогда тоже будут говорить о правах на жизнь тараканов? Сомнительно. Вся пропаганда будет направлена на уничтожение тараканов, по телевизору и новостям будут показывать и рассказывать, какое зло эти тараканы и как важно с ними бороться. Если, не дай бог конечно, тоже самое произойдет с инвалидами и больными ДЦП, которых неожиданно станет очень и очень много – тогда наверное изменится либеральная гуманистическая риторика властей и в такие моменты можно будет увидеть истинное лицо человеческого гуманизма. Для меня, например, тоже раньше было непонятно, как можно потратить миллионы евро на операцию безнадежно больному человеку, которому, по большому счету, эта операция не поможет, а лишь протянет его страдания, не лучше ли эти деньги потратить на молодых здоровых людей, чтобы овладевали профессиями, строили семьи и производили больше хорошего? Ирония в том, что это подход ужасен самой этой формулировкой, так как человек не должен брать на себя функции того, кто решает – кому жить, а кому нет, так как в дальнейшем легализация формы этой мысли приведет к ужасающим последствиям, перекосы и перегибы станут видны в какой-нибудь новой бесчеловечной доктрине, легитимизирующей насилие и превосходство одних над другими.
Линия сравнения Вани и санитара психушки наглядно показывает, что все это полнейшая ерунда и все очень индивидуально и непредсказуемо, также очень много здоровых молодых людей без всякой инвалидности губят себя сигаретами, алкоголем, наркотиками и прочими радостями жизни, превращающими человека в животное.
Мама моя пророчески говорила о том, что вот мама Вани добьется того, чтобы он получил высшее образование и работу. Наверное в укор мне, здоровому лентяю и цинику. Что ж, да, он получил. Стал ли от этого счастливее? Вряд ли. Его маргинальность никуда не делась. Если тебя принимают учиться главным образом благодаря квоте по инвалидности, затем благодаря этому ты устраиваешься на работу, всю жизнь не поедешь на этом, учитывая природную озлобленность, конфликтность и неуживчивость. Последний раз я видел его выходящим из супермаркета в центре города, шапка-ушанка с завязочками, хищно-злое выражение лица, хромота, отворачивающийся и уклоняющийся от встречи я…
Как-то сын ювелира, с которым я учился, большой любитель пошутить и подшутить как-то рассказывал, что поздоровался с ним, на что Ваня, игнорирующий одноклассников, видать опасаясь насмешек и колкостей, гаркнул на всю улицу громко и отрывисто – я вас не знаю! – и, кругом обернувшись, пошел в противоположную сторону от прыснувшего со смеху собеседника.
В любом случае, когда с одного и того же номера регулярно ежегодно приходит поздравление с днем рождения и новым годом ,причем с одним и тем же текстом, на которые ты отвечаешь тоже одинаково, охватывают разные чувства. По крайней мере, я надеюсь, что он жив и здоров. И где-то неожиданно и странно, что тебя помнит одинокий и не самый добрый человек, может быть это лишнее напоминание судьбы о ценности жизни, о ее непредсказуемости и о неизбежном одиночестве каждого человека вне зависимости от его возможностей, способностей и личностных качеств.
Метель за окном отражается в уличных фонарях, разные мысли текут и перемешиваются в голове, теряются в вихре других мыслей, затем выпадают из внимания, как тот же снег в свете, порой снежинки улетают, чтобы опять попасть в освещаемое, порой улетают навсегда, чтобы никогда больше не появиться. Только мысли человека, плохие или хорошие – чаще всего возвращаются, заставляя человека вновь передумать их с позиции нового опыта и прожитых лет, порой это осмысление очень неожиданно для человека – это хорошо, значит он еще способен думать и переживать, это главное доказательство его жизни.