Вадик смотрел на него и молча кивал. Его вдруг кольнула мысль, что говорящий с полным ртом человек напротив, бесконечно прав – ничто не меняется в самом широком смысле, как бы странно это ни звучало. Этот же дядя Витя пару месяцев назад на дне рождении своей сестры, мамы Лизы, говорил почти слово в слово то же самое, что и сейчас на поминках своего племянника, и то, что он говорит – неизбежно. При всей текучести жизни, на самом деле, ничего не меняется, и меняться никогда не будет. Несколько часов назад они были на кладбище, теперь сидят здесь, пьют, едят, разговаривают. Примерно та же последовательность событий происходит одновременно в каждом уголке земного шара с миллионами людей и, так или иначе, произойдет с каждым. Разница временна, и она лишь в том, поминаешь ты или уже тебя.

– В общем, Влад, – продолжал дядя Витя

– Вадим…

– В общем, Вадим, на эту тему можно долго говорить, но толку от этого никакого. Посмотри вокруг: всем тяжело. Многие надеялись, что теперь жизнь круто и быстро изменится, но не изменилась… Хотя, справедливости ради надо заметить, что понемногу все-таки меняется. А вот спроси почти любого, рад ли он в Россию вернуться. И он тебе ответит, что рад, счастлив и назад не хочет. А что ему с этого? Да ничего! Он просто всегда считал себя русским, а теперь он еще и россиянин. И горд этим. Это ведь и величие, и нелепость какая-то необъяснимая – неважно как, главное где. Точнее "как" важно, но, получается, что не первоочередно. Людям нужна общность, единение по какому-то признаку. А национальный и религиозный признаки для них – святое.

– Так это ж нормально абсолютно…

– Нормально, конечно, если под "нормальностью" ты понимаешь "данность". Так есть, и, следовательно, это правильно – такая логика получается.

– Ну, это и есть, патриотизм…Как же вы хотели? Национальная и религиозная идентичность. Все связано. В противном случае что? Отсутствие религий? Космополитизм…?

– Ну, для начала, я бы не противопоставлял друг другу эти понятия. Кстати, насчет космополитизма… очень долго относился к нему с какой-то брезгливостью, хотя сам себе никогда не мог толком внятно объяснить почему…, наверное, считал его каким-то межнациональным конформизмом, если так можно выразиться.… А теперь вот думаю по-другому. Что если, это какое-то врожденное или, там, приобретенное, не знаю, свойство человека смотреть шире определенного диапазона? Слушай, сравнение, может быть, неправильное, но это как атеизм или религия без бога. То есть, я это вижу, как способность, пусть только и кажущуюся, выйти за рамки своей, как ты говоришь, идентичности и сказать, что бога либо нет совсем, либо бог – это абсолют, что в принципе одно и тоже. Другими словами, я хочу сказать, что, если бога нет, то его нет для всех народов одинаково, и для всех также одинаково нет спасения. Или есть, но опять-таки для всех, а не только для тех, кто верит или не верит в определенного бога. Тогда и сами национальности становятся лишь условностями, завернутыми в свои религиозные верования.

– Получается такой духовный глобализм.

– Духовный глобализм сейчас – iPhone, не знаю какая там у него последняя модель, – нравится нам это или нет. А я о другом. Я говорю, о том, что человечество поделено на сегменты и касты, в каждой из которых есть свои правила, табу и ценности, а главное – стремление действовать в интересах своей касты…

У Вадика мелькнуло в голове, что их тихий разговор, еще немного и начнет перерастать в дискуссию. Он как бы увидел это мимолетно со стороны и откуда-то сверху, будто через движущуюся операторскую камеру под определенным углом. Ему показалось, что он уже чувствует на себе взгляд Лизы, к которому совсем скоро присоединятся взгляды и всех остальных. Вадик посмотрел по сторонам: нет – каждый, похоже, занят чем-то своим, едой или разговором. Но все равно надо не ввязываться в полемику – потом будет очень стыдно, что вел себя так, словно на обычном застолье. Дядя Витя налил еще водки и предложил выпить. Вадик выпил половину и поставил свою рюмку на стол. Его собеседник продолжал.