Вот и сейчас он остался верен самому себе, набросившись на нее сразу, как только за ними закрылась дверь.

Это тоже было частью их устоявшейся программы – он нападал, она оборонялась, он наваливался – она ускользала. Она дразнила его, доводя до бешенства, и тогда он был великолепен, как бык во время случки.

Он вообще напоминал быка – такой же сильный, свирепый и, наверное, такой же глупый, но это ее не касалось и не трогало. Пусть это заботит его премьера и начальника Генерального штаба. Ей достаточно было того, чем она пользовалась. Его ум ей был не нужен.

– Ну подожди, Шварци, – она отстранилась и положила ладонь на его горячие губы, почувствовав под пальцами колючую щеточку усов, – зажги свечи.

– Зачем нам свет, сердечко мое?

– Нет-нет, зажги! Тут давно никого не было. Тут могут быть мыши. Или какие-нибудь тараканы. Ну, я тебя прошу, зажги свечи, будь умницей.

Шварцебаппер снова застучал по кресалу, выбивая искры.

– Дорогой, ну к чему это? Что, у тебя спичек нет, или зажигалки? Надо быть современнее.

– Ну, вот еще, – проворчал король Арбокорский, продолжая свое занятие. – Ага, ну вот, а ты говоришь!..

Свечи, наконец были зажжены ко всеобщему удовольствию, в том числе и Куртифляса, уже успевшего устроиться по ту сторону стены и пока что вынужденного довольствоваться только звуком. Теперь, наконец, появилось и изображение.

– Что я, юнец сопливый, чтобы кидаться на каждую новомодную игрушку? – Продолжал по инерции ворчать Шварцебаппер. – Я как с детства привык, так и… А ты права, со светом будет лучше. Сейчас я зажгу еще. Все, что тут есть. Пусть будет светло. Я хочу видеть тебя, я хочу видеть твои глаза, я буду смотреть в них, когда ты будешь…

– Т-с-с!.. – Прервала его Сердеция. – Лучше помоги-ка мне тут, она повернулась спиной к любовнику, – ах, какие у тебя сильные руки, но, Шварци, я ведь не лошадь.

Тяжелое парадное платье сползало с нее как кожура, обнажая белый, сочный, сладкий плод.

– Как это удачно получилось, что ужин отложили. Надеюсь, с Ратомиром все в порядке.

– М-м-м… – страстно промычал в ответ Шварцебаппер, стягивая с себя и бросая на пол свой известный всему миру защитного цвета сюртук.

Он присел на кровать, на которой уже лежала в томной позе его возлюбленная, и она запустила пальцы в волосы на его затылке. Наконец, он расправился с последним ботфортом и целиком отдался тому, что в романах обычно называют пылкими лобзаниями и страстными объятиями.

Проделав необходимые в таких случаях манипуляции и приведя друг друга в состояние максимальной боевой готовности они, наконец, сошлись в том неудержимом, ритмичном танце, в котором танцорам не нужна музыка, не нужны зрители и они забывают обо всем на свете – о своих законных супругах, о времени, о том, что стены имеют глаза и уши, в конце-концов…

***

Внимательные глаза и чуткие уши были сегодня у стен в этой обители влюбленных.

– Черт побери! – Шептал Куртифляс, прищурясь и разглядывая клубок тел в неярком, колеблющемся свете свечей. – Да это же Шварци, я узнаю его знаменитые усы. А это… это же Сердеция! Вот так альянс! И что же мне теперь со всем этим делать?

Знаете ли вы, что такое точка бифуркации? А не знаете, так и не говорите!.. Лучше вспомните, как, бывало, пеняли себе: «ах, зачем!.. ну, зачем я выпил тогда эту рюмку?! Ах, если бы вернуть все назад, и не пить ее, проклятую!». Было такое? Ну, конечно, было. И вот этот самый момент, когда от вас только и зависит – выпить эти злополучные сто грамм, после которых – из-за которых, несомненно, все так и получилось, как получилось – вот этот самый момент и есть точка бифуркации.