Ил. 1. Михаил Коржев. Проект Международного Красного стадиона. Ок. 1925. Карандашный рисунок. Ок. 40 × 26 см. Государственный музей архитектуры имени А. В. Щусева. Фонд Коржева
Ученик Ладовского Михаил Коржев, например (ему предстояло сделать имя в качестве ландшафтного архитектора[128]), очевидно находился под влиянием психофизиологической архитектурной теории рационализма, которую представлял его учитель. Рационализм основывался на предположении, что тело человека воспринимает пространственные структуры как сигналы, благодаря чему могут быть усилены известные движения[129]. Коржев набрасывает просторное сооружение, раскинувшееся по обоим берегам Москвы-реки, которое фланкируют протяженные трибуны. Архитектурное решение комплекса определяет естественный рельеф склона Воробьевых гор и лежащей напротив равнины.
В эскизе Коржева отчетливо выявлена энергетическая связь полюсов: очертания комплекса обегает размашистый эллипсоид. Арена становится энергетическим центром, спорт – общим динамичным действом. Коржев гипостазирует тело человека как часть некой текучей массы, включающей в себя и спортсменов, и зрителей. На полях эскиза архитектор набрасывает план транспортно-технической инфраструктуры, которая, по аналогии с подвижным «телом» стадиона, олицетворяет безграничную мобильность.
В конце 1920-х годов по многим причинам проект Красного стадиона оказался под сукном. Объяснялось это и тем, что затягивались геодезические изыскания, и финансовыми трудностями; не в последнюю очередь сказалось и то, что градостроительная политика была сосредоточена теперь на Генеральном плане реконструкции Москвы[130].
Проектирование городских зон зеленых насаждений и проекты Центрального стадиона имени И. В. Сталина
Дискуссия о большой спортивной арене в столице, начало которой положил проект Красного стадиона, продолжалась параллельно с замыслами модернизации города, получившими конкретные очертания в Генеральном плане реконструкции Москвы 1935 года. Территории, на которой планировалось построить Красный стадион, непосредственно касались проекты, прежде всего, Дворца Советов и парка имени М. Горького. Согласно генеральному плану в Лужниках проектировалась зона зеленых насаждений, стадион здесь не планировался[131], а была предусмотрена протянувшаяся с Воробьевых (с 1935 года Ленинских) гор к центру города монументальная ось с аллеями и фонтанами, крайними точками которой должны были служить высотное здание Университета имени М. В. Ломоносова на Ленинских горах, с одной стороны, и Дворец Советов – с другой. Лужники, находящиеся по соседству с заложенным по другую сторону Москвы-реки парком Горького, являлись, таким образом, частью идеологически окрашенного проекта озеленения города и должны были представлять собой некий оазис в городском центре. «Зеленая Москва» восходила к циничному представлению Сталина о ставшей «лучше и веселей» социалистической жизни[132]. Образцы сталинского паркостроительства отмечены особым вниманием к воспитательным задачам социалистического парка, сформулированным наперекор недолговечной практике культуры отдыха американских и европейских парков[133]. Вопреки провидческим концепциям пространства и тела, на которых базируются проекты Красного стадиона, здесь обнаруживается иной диапазон возможностей. Зеленые насаждения на Ленинских горах в меньшей степени были нацелены на прогулку со множеством впечатлений. Они представлялись скорее панорамой живописных видов, наглядной метафорой некоего воображаемого социального порядка