Толкование изречения в тексте стихотворения не только придает ему ту гордость, которую, собственно, стихотворение и без того ему отводит (риторически); однако всегда подразумеваемая тема (возможности проецирования) исторического значения его отдельных частей позволяет более отчетливо проявиться способу его действия. В отличие, однако, от пророчества на стене, явившегося Валтасару в книге пророка Даниила, процитированное у Кемени изречение не содержит определенного высказывания о будущем, но обращено к настоящему. С другой стороны, в тексте стихотворения содержится тем не менее весьма спорный прогноз, в котором вызывает вопрос как минимум одно: не обеспечивается ли постоянство, которое, кажется, призвана выражать эта фраза, также и почтительной заботой, основанной, положим, на совете: «Тщательно смотри по сторонам». Нечто подобное должно было бы быть справедливо, следуя логике текста Кемени, и для «заботы» о ставших иконическими героях, то есть футболистах, к которой, возможно, был бы применим предложенный в стихотворении метод действия, что-то вроде программы (будущего) сохранения памяти о незабываемом и второстепенном, а равно и о предпосылках значения, связанных в целом с высказанной в «Стеле» неустойчивостью указательного характера знака.

Если пытаться свести к некоей обобщающей идее те взаимосвязи, которые толковались выше на трех примерах (Пушкаш у Менассе, Балог II / Дьюси бачи у Кольтая, Пишонт в «Стеле»), то получается, что функция иконического связана с сюжетом футбола. Следует указать и на другие примеры, например на роман Миленко Ерговича «Вилимовски» (2016, Wilimowski)[105], на гимно-политическое стихотворение Евгения Евтушенко «Лев Яшин» (1989) или на поэтизированную Богумилом Грабалом роль Нандора Хидегкути как художника в футболе, в искусстве которого можно разглядеть поэтику (1990, Kličky na kapesníku). Если же подходить диалектически, сюда же можно отнести и сатирическую критику футбола, которая вводит в эту игру типологию из другой сферы, философии, и упивается, наблюдая за столкновением обеих. Имеется в виду этюд «Футбольный матч философов» (1972) из телешоу «Летающий цирк Монти Пайтона», в котором на футбольном поле встречаются корифеи немецкой и классической греческой философии[106], чтобы, так сказать, испробовать на них модель футбола. В имитации репортажа с этого матча футбол как форма с соответствующим телевизионным комментарием, выдержанным тоже в «классической» по интонациям, просодике, эмоциональности форме, сталкивается с типизированной символической характеристикой каждого философа без исключения. Каждый философ на футбольном поле стоит на своем номере за свою философию, так что футбольное поле становится уже не только местом проведения спортивного состязания, но и игровым полем, распределенным между философскими позициями, пространством футбола, «сотворенным» заново философами.

Это выступление иконических фигур футбола в литературе и как литература, а равно и выступление корифеев философии (в скетче группы Монти Пайтон) в футболе оказывает влияние и на их харизматическую расстановку. При этом, наряду с привычкой превозносить отдельных игроков и наделять их (помимо спортивной исключительности) неким иконическим нимбом, выступает не менее исключительный семантический потенциал, который всегда обнаруживается в стечении обстоятельств. Так icon – культурный или спортивный – занимает свое пространство.

Представленная выше топография футбола в Восточной Европе, за которой стоит картография игр в Восточной Европе, вписывающая в это пространство