Соскэ лег и закурил. Короку тоже молчал, разглядывая стоявшую в углу двустворчатую ширму.

– Узнаешь? – спросил наконец Соскэ.

– Узнаю.

– Позавчера принесли от Саэки. Это все, что осталось от отцовских вещей. Если бы за нее можно было выручить приличную сумму, я хоть сейчас отдал бы ее тебе, но на одну выцветшую ширму университет не окончишь, – сказал Соскэ и со слабой улыбкой добавил: – Нелепо, конечно, в жару держать в комнате такую вещь, но просто некуда ее девать.

Короку всегда были чужды беспечность и нерасторопность брата, они его даже раздражали, но в критические минуты он терял способность возражать и спорить. Вот и сейчас, утратив весь свой пыл, Короку произнес:

– Ширма ширмой, но что будет со мной дальше?

– Пока не знаю. Но этот вопрос надо решить до конца года, так что подумай хорошенько. Я тоже буду искать выход.

Короку стал горячо сетовать на неопределенность положения, которую по складу своего характера он совершенно не выносил. Она не давала ему покоя ни на лекциях в колледже, ни дома, когда надо готовиться к занятиям. Соскэ повторил все то, что уже сказал, когда же раздражение Короку достигло предела, заметил:

– Чем без конца жаловаться и упрекать, бросил бы учебу и уехал куда-нибудь. Ты ведь решительный, не то что я!

На этом разговор закончился, и Короку ушел. Соскэ сходил в баню, поужинал, а вечером вместе с О-Ёнэ пошел на праздник в ближайший храм. Там они недорого купили два цветка в горшках и вернулись домой. Оба горшка они прямо через окно выставили в сад, поскольку от кого-то слышали, что цветы очень любят вечернюю росу.

– Как дела у Короку-сан? – спросила О-Ёнэ, когда они легли в постель.

– Все так же, – ответил Соскэ. Спустя минут десять супруги уже мирно спали.

На следующий день Соскэ пошел на службу и за недостатком времени перестал думать о Короку. Впрочем, и дома, на досуге, он старался избегать этих докучливых мыслей, тяжким бременем давивших на его усталый мозг. В прежние времена он любил математику, отличался завидным упорством и достаточной ясностью ума, чтобы решать весьма сложные геометрические задачи, и когда сейчас Соскэ вспоминал об этом, его пугала происшедшая в нем перемена, слишком резкая для сравнительно короткого отрезка времени.

И все же не было дня, чтобы где-то в самой глубине его сознания не всплыл образ Короку, и тогда появлялось стремление непременно найти выход, что-то придумать. Но в следующий же момент Соскэ гнал эту мысль, говоря сам себе: «Спешить некуда!» Однако совесть, словно крюк, торчала в сердце, не давая покоя.

Между тем наступил конец сентября, ярче сиял Млечный Путь по ночам, и вот как-то ранним вечером неожиданно явился Ясуноскэ. Он мог прийти только по делу, настолько редким был гостем, и Соскэ с О-Ёнэ сразу это поняли. Они не ошиблись: Ясуноскэ пришел потолковать о Короку.

Как выяснилось, Короку совсем недавно вдруг пришел к Ясуноскэ на фабрику и заявил, что, дескать, от старшего брата узнал во всех подробностях историю, касающуюся денег, оставшихся после отца. В конце концов, обидно столько лет учиться и не поступить в университет. Он во что бы то ни стало хочет продолжать учебу, если для этого даже понадобится залезть в долги. Вот он и пришел спросить совета. Когда же Ясуноскэ ответил, что поговорит с Соскэ, Короку вдруг резко воспротивился и заявил, что с братом нечего советоваться, не тот он человек – сам бросил университет, а теперь хочет, чтобы и другие остались недоучками. Если разобраться, во всей этой истории есть доля вины брата, однако Соскэ сохраняет полное спокойствие и безразличие. Поэтому вся надежда Короку на Ясуноскэ. Может показаться странным, что он обратился к Ясуноскэ после того, как тетка отказала, однако Короку полагает, что Ясуноскэ лучше его поймет. Настроен был Короку весьма воинственно и, судя по всему, отступать не собирался.