И снова ночь в седле и день проведенный в стороне от тракта дабы не попадаться путникам на глаза. А затем снова дорога во тьме. К рассвету третьего дня они достигли небольшого городка Илае, расположившегося на берегу реки Сое. Сам Илае не был чем-либо примечателен. Простой боэеский городок с аккуратными двух-трехэтажными домишками с облупившейся желтой штукатуркой на стенах и покатыми крышами из черепицы того же цвета что и сами дома. Моста на ту сторону Сое не было, но зато в Илае был паром, на котором переправлялись все желающие попасть в город или покинуть его, перебравшись на противоположный берег реки. Иен сказал, что переправиться нужно как можно быстрее, и уже на той стороне они купят Аврин лошадь, чтобы их продвижение ускорилось.

Паромщик оказался хмурым молчаливым мужчиной с густыми бровями, нависавшими над то и дело щурившимися темными глазами. Он, принимая от Иена плату, то и дело косился на скрывающую под глубоко надвинутым капюшоном лицо, Аврин. Тем не менее он не задал ни одного вопроса, лишь молча указал на широкий паром давая понять, что они могут проходить. Аврин прошествовала по деревянному трапу первой, за ней последовал Иен ведя в поводу свою белую в коричневое яблоко кобылу.

Помимо них на пароме оказалось еще трое человек. Высокая худая женщина с высокомерным лицом холодно смотрела на воду стоя у противоположного края площадки. Двое мужчин расположились на длинной лавке, разделяющей деревянную платформу парома надвое. Иен привязал кобылу к столбику у левого борта, рядом с тремя лошадьми других пассажиров, а затем встав в сторонке стал внимательно разглядывать двоих мужчин. Те не обращали ни на него, ни на Аврин никакого внимания, тихо беседую между собой. Аврин не слышала, о чем те говорят. Оба носили мечи, хотя внешне эти люди не выглядели угрожающе, и были одеты в простые стеганые куртки с высоким горлом и грубые холщовые штаны, заправленные в высокие сапоги. Мечи в отстегнутых от поясов ножнах стояли рядом, прислоненными к лавке. Иен еще какое-то время разглядывал их, а затем отвернулся к своей кобыле, принявшись гладить ее по холке, ибо та уже начинала нервничать, почуяв близость открытой воды. Аврин знала, что лошади умеют плавать, но не все из них любили это делать без должной на то необходимости.

Они еще какое-то время ожидали пока паромщик и его помощники по эту сторону реки закончат приготовления. Когда паром, скрипя и раскачиваясь тронулся, Аврин немного успокоилась, будто бы преследующие ее проблемы остались на этом берегу. Девушка не стала садиться, а подойдя к Иену встала по другую сторону лошади. В этой одежде ее определенно принимали за мальчишку и в данный момент это ее устраивало. Правда этот треклятый торговец наверняка наведет на ее след людей Первой Говорящей, а возможно и решит нагнать девушку, пожелав продать ее тем, кому это потребуется.

Канаты скрипели, и платформа плавно раскачивалась на волнах. Женщина наконец обернулась, отвлекаясь от созерцания водной глади и окинула присутствующих холодным взглядом своих тускло-серых, почти бесцветных глаз. В ее манерах прослеживались высокомерие, холодность и пренебрежение к окружающим. На ней было темно-синее платье без каких-либо изысков, но добротно сшитое и подчеркивающее ее худобу, поверх которого был накинут расшитый по канту белой нитью зеленый плащ. В общем-то одета женщина была просто, но достаточно практично. Никаких украшений, кроме пары ничем непримечательных сережек из серебра, Аврин у нее тоже не заметила. Но при всей простоте в одежде и украшениях женщина выглядела величественно и надменно словно бы носила золото и шелка.