Я сидел, курил и пытался привести в порядок первые впечатления. Не первый раз мне пришлось путешествовать по стране. Европейская часть не в счет. А вот Сибирь… Когда в составе стройотряда я впервые попал за Урал, то был потрясён полным несоответствием жизни у себя в городе, в Питере и Москве у родственников с тем, что я увидел в Тайшете, в посёлках и деревнях вдоль знаменитой трассы Абакан-Тайшет. Какой там социализм, да ещё развитой! Казалось, что я попал в какую-то чужую, убогую, просто страшную страну.

Жилье в виде развалюх, бараков, чуть ли не землянок. Пьянь и рвань, женщины с пустыми глазами, золотушные дети в грязи, полууголовные мужики и лагеря, лагеря вдоль железной дороги. Никаких развлечений, продукты по карточкам. Ящик китайской тушёнки – как праздник. Оказалось, что эта знаменитая дорога вовсе не была комсомольской стройкой, о чём победно трубили газеты. Строили её в основном заключённые или деклассированные элементы, которым в их родных местах ставили условие – или по комсомольской путёвке туда или тюряга здесь. Это был изнанка социализма, великая страна с чёрного хода, прямое доказательство преступности большевиков по отношению к собственному народу. Здесь же тоже всё было иным, но иным совершенно по-другому. Своя жизнь, совсем не убогая, скорее непонятная, но потрясающе привлекательная и даже чуть волшебная, как будто выхваченная из сказок тысячи одной ночи. Просто другая страна, со своими правилами и законами, людьми, чье дружелюбие и гостеприимство было неожиданным и приятно непривычным. Всё было непохоже – люди, архитектура, природа, звуки и запахи. Мой предыдущий опыт был ни к чему, нужно было просто постараться прожить здесь, увидеть всё изнутри, попытаться беспристрастно понять эту страну, её культуру и людей.

Владимир Фаворский. Арба. 1944

Заснуть я долго не мог, но потом вдруг провалился и очнулся лишь почти к десяти часам. Сказалась разница во времени. Быстро перекусил, выскочил из общежития. Было ещё совсем нежарко. Небо ослепительно синело, утреннее солнце окрасило золотом даже землю. Автобуса долго ждать не пришлось и вот, я опять в центре. Придя в себя, я, наконец, достал старенький путеводитель, повесил фотоаппарат на шею и решил посвятить день ознакомлению с достопримечательностями. В те времена я любил делать фотоотчёты о своих поездках. В альбом я вклеивал фотографии, вписывал комментарии. Что-то вроде самодельного иллюстрированного путеводителя. Даже в разгар дня город казался совсем пустым. Старики, детишки. Почти не видно молодёжи, да и людей относительно среднего возраста было совсем немного. Да, уборка хлопка была государственным делом, и здесь к этому относились строго.

Впервые я увидел памятники, созданные тысячи лет тому назад. Мавзолей Самманидов своей простотой, стройностью и совершенством напоминал церковь Покрова на Нерли, но был неизмеримо старше. Я стоял рядом, прикоснувшись ладонью к тёплой стене и не верил, что более 10 веков стоит здесь это чудо в своей первозданной красе. Казалось, время не только остановилось, а покатилось назад. Сначала я старательно следовал указаниям путеводителя. Щёлкал фотоаппаратом, кое-что записывал в блокнот. Но чем дальше, тем меньше мне хотелось следовать обычным туристским правилам и традициям.

Как и вчера, я спрятал карту и стал бродить по городу, подчиняясь лишь внутреннему чутью. Я проходил мимо древних стен, знаменитого источника Иова, многочисленных мечетей, медресе. Минарет Калян и медресе Мир-и-Араб, старинное кладбище и опять лабиринт улочек старого города. То ли случайно, то ли влекомый пустым желудком, но, так или иначе, я оказался опять у Ляби-хауза. Там царило оживление. На прилегающей улочке стоял грузовик с надписью по-узбекски на кумаче натянутом вдоль бортов. Из всех слов на кириллице было понятно лишь «колхоз». Вообще, использование кириллицы в узбекском и таджикском языках в то время приводило к странным результатам. Помню, гораздо позже, уже с женой и сыном мы шли по проспекту в Душанбе. Вдруг наше малолетнее чадо удивленно остановился, дёрнул меня за рукав и громко прошептал: «Па, почему они на каждом доме пишут матное слово?». Я посмотрел, куда он указывал и с изумлением прочитал: «Ленин Хиёбани». Оказалось – ничего страшного. Просто бульвар Ленина. Или, уже в новые времена, надпись на пивной в Ташкенте – Пивохана! Группа женщин расположилась на земле у самого навеса чайханы. Перед ними стояло несколько больших тазиков, лежала гора репчатого лука, морковки, в одном из тазов огромный кусок мяса. В стороне от них над большим казаном колдовали несколько мужчин. Остальные устроились на топчанах, женщины на своих, мужчины – на своих. Чайханщик метался между топчанами, разнося бесчисленные чайники, лепёшки, фрукты. Я, было, собрался убраться подальше, как тут чайханщик заметил меня и радостно замахал рукой, дескать, иди сюда. Испытывая неловкость, я подошёл к навесу.