– Ужас… – чуть слышно вздохнула Варвара. – Такая выдумщица. И ведь верит в свои выдумки так истово, что позавидуешь…

От такой спутницы на все лето тоже неизвестно чего было ждать. Но, впрочем, тут уж с Вари всякая ответственность снималась безоговорочно. Разницы-то у них в годах – чуть. На старшинство особо не сошлешься.

«На преимущество более зрелого ума – тем более, – пожала плечами Варвара перед невидимым оппонентом. – Захочу – тоже взбрыкну политическим памфлетом в стихах или затею роман с автогонщиком. Впрочем, чтоб не повторять Кирку, надо найти авиатора или яхтсмена. Ах ты, черт, у нее ж и то, и другое, да и третье в одном флаконе «Тройного». Придется остановиться на моряке. Уж этого-то добра в Севастополе…»

Как бы там ни было, перспективы на лето вырисовывались самые радужные. Война – конечно, но это только придаст внезапной свободе особой перечной остроты…

Васька даже не понял, за что это вдруг Варя любяще потрепала его по рыжеватой вихрастой макушке. Впрочем, быстро догадался: «Ну да. Это раньше перед поездкой в Севастополь она смотрела на него, как каторжанин на гирю ножных кандалов».

Но теперь на залог своей внезапной свободы Варвара смотрела умиленно, чтоб не сказать умильно.

– Ой, да ладно, – сердито покраснел Васька, будто прочитал на фамильном лбу Варвары: «Теперь воспитание беспутного гардемарина целиком ложится на плечи старшего брата, флотского лейтенанта Иванова Вадима Ивановича, и вообще всего Императорского флота. Все, братец Васька! Нянька умывает руки. Детство для тебя закончилось».

О чем, собственно, и сообщал лейтенант Иванов, старший артиллерийский офицер эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин», телеграфируя: «Подписал капитана прошение. Фролов не возражает[4] отбыть практику на ЧФ. 1.10 6:30 быть борту «Пущина». Смогу встречу Севастополе. Телеграфируй. Опозоришь рея моментально. Всем кланяться. Вадим. Кирилла привет».

– Прочитай еще раз, – с придыханием попросила Варвара.

– Что? – буркнул гардемарин.

– То место, где про позорную рею…

– Да ну тебя!..

– Значит, уже через месяц… – забарабанил пальцами по скатерти Иванов старший.

– Через два месяца! – с отчаянием в голосе возразил самый младший из Ивановых. – Еще и занятия догонять придется по возвращении. Когда еще тот октябрь!

Морская хроника:

Перед заходом в Мессину на борт «Гебена» пришла радиограмма от Адмираль-штаба о возможном начале войны, затем, в ночь на 2 августа, приказ о введении боевой готовности и мобилизации.

В полдень 2 августа, когда «Гебен» и «Бреслау» уже находились в акватории порта Мессины, поступило сообщение, что в ближайшее время ожидается начало военных действий с Францией и Россией.

Ни австрийских, ни итальянских боевых кораблей в гавани Мессины не оказалось.

Из первых уст

Вильгельм фон Сушон вспоминает

…После короткого совещания с капитанами и штабом было решено самостоятельно выдвинуться к алжирскому побережью для предотвращения переброски французских войск на континент. Ожидать развертывания сил адмирала Гаусса можно было слишком долго. Нейтралитет Италии не стал для нас большой неожиданностью, хотя проволочки с разрешением на погрузку угля даже с наших собственных угольщиков, находящихся в порту, весьма раздражали.

Впрочем, к 19 часам – мы уже к тому времени доукомплектовали по штатам военного времени наши экипажи, сняв 350 моряков, прежде всего с «Генераля», – разрешение было получено, и к часу ночи удалось загрузить минимум угля, необходимый для выполнения задания и возвращения в Мессину.

Сообщение об официальном объявлении войны Франции, а также о том, что следует считаться с возможностью вступления в войну Англии, поступило в 18:00.