В XVIII в. было по-всякому. Понятно, что когда Петр I сошелся со своей Золушкой – Екатериной Алексеевной, там ни о каких акушерских осмотрах и речи не было, поскольку о типичной «женской карьере» будущей императрицы Екатерины I Алексеевны, прошедшей «Крым и рым», было известно очень многим. Позже, начиная с Елизаветы Петровны, сбор сведений акушерского характера о потенциальных невестах возобновляется, но ни о каких предварительных гинекологических осмотрах уже и речи не было, поскольку невест стали привозить из Европы. Поэтому сбором сведений о европейских принцессах занимались российские дипломаты. В свою очередь, когда русские великие княжны выходили замуж за европейских принцев, конфиденциальная информация об их «женском здоровье» всячески приветствовалась.

Впрочем, достоверность этой информации была весьма относительной и с той и другой стороны, поскольку владетельные семейства карликовых государств Германии готовы были на все, лишь бы их дочки оказались в огромной России на положении императриц или великих княгинь.[328] Примером тому – смерть во время родов первой жены Павла I.

Екатерина II сама подбирала невест своим внукам Александру и Константину, имея довольно подробные представления о состоянии здоровья и наследственных особенностях потенциальных невест. Сбор такой конфиденциальной информации являлся штатной обязанностью всех русских посланников при европейских дворах.[329]

Так, когда будущему Александру I было еще только 14 лет, его бабушка была буквально оскорблена тем, что неаполитанский король Леопольд II предложил в невесты Александру Павловичу свою младшую дочь: «Неаполитанскому двору пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев. Я говорю уродцев, потому что все их дети дряблые, подвержены падучей болезни, безобразные и плохо воспитаны… Что касается до меня, то я бы не желала видеть моего внука женатым, пока он совсем не образуется, тем более, что ему теперь всего 14 лет, и он еще не развился вполне. Покамест, их величества могут выдавать принцесс, дочерей своих за кого им вздумается».[330]

Когда в начале 1894 г. решался вопрос о невесте наследника Николая Александровича, мнения медиков о состоянии здоровья невесты не запрашивали вообще. Все решения принимались на высочайшем уровне. При этом и врачам, и царственным особам было заведомо известно, что дочери и внучки королевы Виктории являются носителями мутантного гена, и в Европе даже бытовал термин «викторианская болезнь». Конечно, термина «гемофилия» тогда не знали, но уровень риска вполне осознавался. Решающую роль в этом браке сыграла обычная любовь наследника к своей Аликс, а на руках Марии Федоровны были умирающий муж и больной туберкулезом сын, поэтому, вероятно, в ситуации семейного форс-мажора Николаю Александровичу и дали добро на помолвку.[331]

Естественно, имелись, поскольку в семье, правившей Россией более 300 лет, нередкими были близкородственные браки,[332] поэтому такие проблемы были отчасти неизбежны.

Наследственные заболевания проявились у Романовых довольно рано, уже в детях от первого брака царя Алексея Михайловича. Его дочери от брака с М. И. Милославской были умны и энергичны (царевна Софья), а мальчики – болезненны и даже слабоумны (соправитель Петра I – Иван V Алексеевич). Также в литературе встречается предположение, что первые Романовы – цари Михаил Федорович (1613–1645), Алексей Михайлович (1645–1676) и Федор Алексеевич (1676–1682) – страдали наследственной неусвояемостью витамина С. Только этим можно объяснить появление у них цинги.