Вытерев с щеки слезу, виктигт закончил первую молитву и принялся за вторую.

Эверлида, как и остальные врачевательницы, носила серые одежды, чтобы отличаться от одертов и мирных жителей. Она одевалась в льняные рубашки с растительной вышивкой на рукавах. Идвионки, а Эверлида была как раз одной из них, обожали кружева и не боялись полупрозрачной ткани. Увы, у Эверлиды не было достаточно средств, поэтому она не могла позволить себе кружево. Однако часто любовалась одеждами Хенрики. Во весь голос восхищалась ее гипюром, шелком, тафтой, шифоном, репсом, бархатом.

В Идвионе свобода в выборе одежды – добрая воля мужчин за женскую покорность. Женщине дозволялись смелые ткани и необычные наряды, поражающие некоторых особо консервативных иностранок, но зато на них налагались другие значимые запреты. Строгое воспитание выкорчевывало из идвионок похоть, строптивость и в какой-то мере трезвую рассудительность. Мало кто задумывался, почему слово мужчины – это слово Бога, а слово женщины – просто слово. А если кто и задавался подобным вопросом, то мужчины заявляли: «Ты видела, в чем ходят кригарки? Замотанные по уши! А у тебя даже плечи открыты. И кто из вас в тюрьме?» И идвионки верили. А Эверлида уж тем более верила всему, что скажет ее отец.

Грея руки о дымящуюся кружку с чаем из мяты, тимьяна и лемонграсса, она болтала в слабом свете почти догоревшей пары свечей и таращилась на Хенрику. Та старательно измельчала в ступе лекарственные травки для будущих мазей. По палатке Хенрики струился удушливый резкий запах, уже привычный обеим девушкам, оттого они и не обращали на него никакого внимания.

Эверлида наслаждалась каждым мгновением, проведенным с подругой. Она уже давно для себя решила покинуть лагерь, но все не могла набраться смелости сообщить об этом Хенрике.

– Завтра домой, да? – спросила Эверлида с кружкой у рта, а затем сделала три громких и больших глотка.

– Не знаю, Эва. Не уверена, – ответила Хенрика с сожалением. – Подожду, пока оправятся те двое из одертов. Уж слишком серьезными были их ранения, нужен контроль еще пару дней.

– Поглядите, какая ответственная, – с шутливой укоризной сказала Эверлида. – Напрасно ты их жалеешь! – В ее глазах скользнула тень презрения. – Они, конечно, герои, и я им благодарна, но ты погляди, что творится кругом.

– И что же творится?

– Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как одерты выдворили ведьм и альбиносов. Самое интересное, что каждый из них знает наш язык, да так, что и не отличишь их от идвионцев. А нам, дуракам, они говорят, мол, с детства языки разные учат. А зачем? Везде не побываешь. И ладно бы с ним, с языком этим, так ведь все еще никак лидера Идвиона избрать не могут. Один не подошел, второй… Видать, костью в горле у кригарцев эти люди, не захотели под их дудку плясать, вот они их и погнали пинками с трона.

– А разве такое не идвионцы решают? Ну, вышестоящие.

– Хенрика, ты же вроде не дура. Кригарцы учили наш язык не просто так… Мне мой батюшка поведал, почему. – Эва скорчила физиономию всезнайки, ожидая от Хенрики расспросов.

– Ну и что он сказал?

– А то, что чужеземцы победят альбиносов, и все… И все, Хенрика! Захватят власть в свои руки, а нас в рабов превратят, понимаешь? Можно уже смело называться Южным Кригаром.

Хенрика вздохнула и отставила ступу. Такого она еще ни от кого не слышала и испугалась.

– Зачем им наши земли?

– Они у нас плодородные. Война как раз из-за них. Всем территория нужна. Вот почему у нас до сих пор ни короля, ни королевы. Кригарцам не выгодно.

– Что это ты в последнее время на них обозлилась?